Возвращение Пилота. Старатель

– Вот, – протягиваю ему бумажку, где разборчивым почерком написано: «Выдай нач комплект.». Ниже резкая подпись и оттиск печати. Вот она, печать, заставила меня замедлить шаг, когда я спускался на улицу. Сам оттиск был простым – кружок, по центру которого шарик планеты, развёрнутый к зрителю самым большим материком, и две надписи. Первая, крупная, что была под глобусом, интереса не вызывала – стандартная фраза: «Для официальных бумаг». Ничего необычного – печать явно прежде в какой-то гос структуре служила, но вот вторая, мелкая, растянутая по верхнему краю печати, была куда как интереснее.

Она гласила: «Здесь не умирают».

– Ааа… Нормально, – быстро просмотрев бумажку, Смак вернул её мне: – Пошли в кабак. Сдашь крыс и к Рафику. Пестик получишь, патроны и подъёмные. Я ж говорил – мы, люди, друг другу помогаем.

Кабак, или Бар, если верить вывеске, прежде был каким-то подсобным помещением, судя по полу, где сквозь грязь виднелись керамические плитки бурого и серого цветов.

Стойка у дальней от входа стены, несколько пластиковых столиков – круглых и квадратных, выцветшие постеры с девками в купальниках, в общем место было так себе. Встреться мне, прежде, на Станции, или в наземном порту подобное заведение – прошёл бы мимо, брезгливо поджав губы.

Тошниловка, рыгаловка – это были именно те определения, что идеально соответствовали данному месту.

Посетителей было немного – за одним столиком дремал, привалившись к стене бородатый мужик лет тридцати, а за ещё одним расположилась парочка, не спеша поглощавшая что-то жаренное со своих пластиковых тарелок. Девушка, детали фигуры которой скрадывало зелёное мешковатое облачение, была коротко стриженой и рыжеволосой. Судя по стволу, прислонённому к стене, она была снайпером – на её длинноствольном ружьё виднелся массивный цилиндр оптического прицела. А вот её спутник, налысо стриженый мужчина, тоже около тридцати лет, предпочитал уделять внимание не содержимому своей тарелки, а короткоствольному пистолет-пулемёту, который в разобранном виде занимал почти всё свободное пространство стола.

– Дереза, Хар, – проходивший мимо них Смак помахал рукой, приветствуя знакомых: – Как ещё? Не всех кабанов перебили? – И не дожидаясь ответа, парочка не обратила на него никакого внимания, двинулся к барной стойке.

Дядя Боря, местный бармен, как и Михалыч, был мужчиной в возрасте и крайне немногословным.

Ответив кивком на приветствие Смака, и удостоив меня лишь беглым взглядом, до кивка я, судя по всему, ещё не дорос, он принял пакет с крысами, заглянул в него, а затем, убрав его под стол, быстро принялся отсчитывать кружочки серебристого металла.

– Кому? – Высыпав на стойку пригоршню монет, он посмотрел сначала на Смака, а затем на меня и дождавшись кивка моего спутника, сдвинул монетки ко мне.

– Будешь чего? – Потеряв ко мне интерес, он повернулся к Смаку.

– Кролика, водки и воды.

– Садись, принесу, – бармен повернулся ко мне: – А ты?

– Я? Ааа… А что есть.

– Смотри, – на стойку лёг лист бумаги, покрытый сальными пятнами. Беру в руки и читаю написанные квадратным почерком строки: «Вода чистая – 20, грязная – 10, кролик – 20, отбивная из кабана – 50, водка – 30, курица жар – 10, тушёнка банк – 60, соль, перец – 10».

– Я ещё зайду, – положив бумагу на стойку поворачиваюсь было к выходу, но Смак, попавшийся на глаза, немедленно корректирует мои планы, отчего я разворачиваюсь назад, к бармену:

– Водки дайте.

– Тридцать.

Отсчитываю нужную сумму, одновременно разглядывая монетки. Дизайн тот же самый, что и на печати – шар планеты с названием под ним, и все те же надписи по ободу. Да, с дизайном здесь явно не парились. Вторая сторона несёт на себе номинал – 1, 5, или 10.

Получив бутылку – красно-белая этикетка мне не знакома, подхожу к Смаку и ставлю её перед ним.

– Спасибо.

– Да брось ты, – расплывается он в улыбке, явно довольный подношением:

– Ты это, ну, как у Рафика закончишь, приходи. Посидим, поболтаем, – щёлкает он пальцем по горлышку моего подарка: – Расскажешь, что там, – кивает он на потолок: – Придёшь?

– Обязательно, – кивнув, направляюсь к выходу.

В «Магазе» Рафика было немноголюдно.

Уж не знаю, что в этом здании было прежде, но сейчас, стоило только перешагнуть порог, как посетитель оказывался в просторном зале, вдоль всей длины которого был выстроен прилавок, от которого, до потолка, тянулась сетчатая стена, с окошками в паре-тройке мест.

Вот подле этих окошек народ и теснился, что-то негромко, неразличимо для моего слуха, обсуждая.

Подслушивать чужие разговоры я не любил никогда, а потому коротал время, прогуливаясь по залу.

В дальнем конце от входа вижу ещё одно окно, за которым виден дремлющий в кресле с откинутой спинкой человек. Вывеска над его окном лаконично сообщает мне, что это склад.

Запомним. Если я тут надолго застрял, то это мне понадобится.