Он вдруг улыбнулся, потом засмеялся визгливым смехом, в котором не было ничего веселого, но который зазвенел в комнате, как притворное одобрение собственной логики. Конечно, старый ты дурак! Это радио, радио внизу! Кто-то из молодых пациентов оставил там днем приемник — сегодня приходили по крайней мере двое подростков, а всем известно, как ведут себя нетерпеливые юнцы, когда приходится ждать больше двух минут. Один из них принес с собой транзистор, плеер или что они там теперь носят, и забыл. Логично. Раньше он ничего не слышал, потому что звук был прикручен, а он слишком поглощен своими мыслями, и только поздно вечером и ранним утром звуки как будто усиливаются; или вдруг повысилось напряжение, и радио заговорило громче. Приемник был включен весь день и вечер, но только теперь звук проник через пол под ногами! Ох, ну и идиот же он!
Доктор поднял рюмку с остатками виски, словно тостуя за свое здравомыслие, потом сделал долгий глоток; на этот раз вкус виски показался прогорклым, и его тепло не согревало. Бормотание по-прежнему не покидало мыслей доктора.
— О, дьявол! — пробормотал он про себя. Придется спуститься и выключить эту штуку. Или пусть бурчит всю ночь, пока не сядут батарейки? Доктор поставил рюмку, подошел к буфету и достал из ящика связку ключей. Он ненавидел заходить в кабинет в неприемные часы даже больше, чем с некоторых пор стал ненавидеть бывать там, когда в приемной толпились пациенты — да, он не любил больных, галдящих и разносящих в воздухе микробы, но ночью (когда ему приходилось проходить через приемную с драгоценной коллекцией опиатов и анодинов — иногда простого вдоха кислорода хватало, чтобы удовлетворить его нужды) отсутствие пациентов подчеркивало не только пустоту самих комнат, но и пустоту его собственного существования; присутствие же больных свидетельствовало об их нужде в его искусстве и знаниях, поддерживало его престиж. Их болезни придавали его жизни содержание.
Однако нужно спуститься; это стоит сделать хотя бы для того, чтобы поискать в «сокровищнице» кое-что посильнее простого снотворного — что, быть может, и не позволит уснуть, но, по крайней мере, сделает бессонницу приятнее. Он неуверенно двинулся к двери своей жилой комнаты, чуть более ободренный, чем минуту назад.
На лестнице было темно, и доктор пошарил по стене в поисках выключателя. Вот он, теперь уже лучше. Посмотрим, насколько он хороший врач. Только что было темно, а через мгновение свет. Гений, не меньше, бог причинности. Так, теперь доберемся до этого чертова радио и проделаем то же самое там. Только что играло, а через мгновение молчит. Ха, практикующий мастер за работой!
Он покачнулся, ступив с лестничной площадки. О, Господи — слишком много виски и мало закуски. А ты не знал? Снотворное в конце концов начинает действовать. Не важно. Небольшое превышение дозы не принесет вреда. В конце концов, он врач, а врач лучше знает. Он прописал себе ровно столько, сколько нужно, чтобы вытащить себя из этой трусливой, подавляющей меланхолии. Не больше и не меньше. Правильно, пойдем.
Он ступил на первую ступеньку, поскользнулся и, чтобы не упасть, ухватился за перила, его тощие ноги соскочили на нижние ступени. Доктор выругал себя за то, что сам не понял, насколько напился.
Ну, ладно, не в первый и не в последний раз. Он нашел пятками опору и, кое-как поднявшись, прислонился к перилам и дал себе время отдышаться и успокоиться. Мог бы случиться пренеприятный инцидент. Как бы разнеслись сплетни — доктора Степли нашла уборщица, когда он пьяным валялся у подножия лестницы! Да, милая история, чтобы ее разнести, и она бы вызвала много веселья и укоризненного покачивания более благочестивыми, чем твоя, головами. Как бы пострадала его репутация! Но какого черта ему волноваться? Да плевал он на этих провинциальных сплетников! Они представления не имеют о настоящем мире, они поколение за поколением пасутся в этой прелестно-дебильной деревушке с этими соломенными крышами и кривыми переулками. Лично он, по крайней мере, имеет вкус к другим вещам; он испытал удовольствия, которые им и не снились. Чертов шум!
Он стал громче, словно разносился по лестнице специально, чтобы посмеяться над ним. Голоса, стоны, шепот — ради Бога, что это за передача? Доктор выпрямился, взбешенный наглостью юнца, оставившего приемник. Да как они смеют! Завтра же надо проинструктировать миссис Пайкинс, чтобы гнала всех с этими гадостями из приемной! Пусть читают журналы, которые он приобретает за свой счет.
— Проклятье, я больше не могу выносить этот шум!
Доктор спускался по лестнице, его гнев нарастал с каждой ступенькой. Такое впечатление, что и приемник звучит все громче с каждым шагом! Но, конечно, дело в том, что он подходит все ближе. Или кто-то есть в комнате и регулирует звук.