Вправо и влево от Топа тянулись вольеры с другими обитателями зоопарка. Очутившись после тесной клетки в просторном, обтянутом сеткой вольере с грудой камней и массивных коряг в центре, Топ опрометью бросился к стенке, ища лазейку, но тщетно — повсюду упирался в стальное сито. Попробовал разорвать его зубами, да лишь сколол эмаль на одном из них.
Цепляясь когтями за ячейки, взобрался наверх. Однако металлическая сетка была повсюду. Тогда Топ начал рыть когтями землю, но вскоре уперся в бетонный пол. Убедившись, что отведенное ему пространство не имеет выхода, зверь на время сник. Съев оставленное ему мясо, забрался в бревенчатое логово.
Ночь прошла спокойно, а утром вокруг зашумело, забурлило: в проходы хлынул разношерстный поток двуногих. Топа поразило невообразимое число запахов, исходящих от них. Он довольно быстро привык к тому, что люди толпились возле его ограды, и старался не обращать на них внимания. Если кто допекал, нервно скалился и забирался в убежище. Единственный двуногий, приход которого радовал Топа, — это белобородый человек в синем комбинезоне, который каждый день кормил его и убирал внутри вольера.
Справа, за сеткой жила волчица. Она смирилась со своим положением, и даже летевшие в нее камешки не будили в ней духа мщения. С утра до вечера лежала, положив голову на лапы, с равнодушным видом поглядывая на посетителей исподлобья. По ночам же наводила воем тоску на всю округу. Зато в вольере слева всегда кипела жизнь: в отдельных секциях деловито сновали огненные колонки, с достоинством прогуливались знающие себе цену красавцы-соболя.
Когда утром раздавался тугой, округлый звук «Платон! Платон!», Топ знал, что сейчас получит порцию мяса, и вылезал из выкопанной под бревенчатым логовом норы. Высокий, с белой шерстью на морде человек подкатывал тележку и, выложив еду, начинал с ним беседовать. Что он говорил, Топ не понимал, но ласковые нотки в голосе успокаивали его, возвращали в счастливое детство.
Как-то белобородый смотритель принес в вольер металлический шар. Топ сразу принялся с азартом катать его по полу. Потом запустил под него длинные когти и, когда ему удалось поднять шар, прижав его к груди, перекувыркнулся с тяжелой, скользкой игрушкой через голову. И так несколько раз подряд. При этом его небольшие живые глазки светились такими жизнерадостными огоньками, а мешковатые движения выражали такое веселье, что человек невольно заулыбался.
— Ну ты, Платоша, даешь! Циркач! А говорили: осторожно, осторожно! Зверь, мол, злобный, пакостливый. Ну какой же ты злобный — вон какой весельчак да игрун!
Несмотря на хорошее питание, просторный, удобный вольер, неволя тяготила бродягу Топа. Стоило ему закрыть глаза, как память уносила к лесистым распадкам, бурливым ключам, услужливо воскрешала моменты удачных охот, игр с нежной подругой. Эти воспоминания наполняли сердце тоской и вызывали страстное желание добиться воли.
Наступило время долгого, высокого солнца, и по дорожкам зоопарка сразу забегало больше маленьких звонкоголосых человечьих детенышей. Крики, постоянный гвалт утомляли зверей. Топ стал раздражительным и большую часть времени прятался в норе.
В один из таких дней обитателей зоопарка не покормили. Стемнело, но никто из смотрителей так и не появился. Привыкшие к четкому распорядку, голодные звери выли, ревели, скулили, грызли, бодали сетку и железные прутья.
Только на следующий день по зоопарку поплыли запахи, предвещающие еду. Донеслись шаги, скрип колес. Следом показались два человека. Белобородого среди них не было. На тележке стояли два бачка с похлебкой, фляга с водой и ящик с мясом. Раздавая еду, люди переговаривались между собой. Тот, что толкал тележку, сразу не понравился Топу. Пустые рыбьи глаза, тонкие губы, искривленный улыбкой рот, а главное, запах, шедший от него, выдавали злобную натуру. Бросив росомахе кусок мяса, люди прошли дальше.
На следующий день Рыбий Глаз опять появился, но уже один. Подойдя к вольеру Топа, он прочитал вслух: «Росомаха… Платон». Возле двери табличка поменьше: «Внимание! Входя и выходя, запирай замок».
Оглядев Топа, он пропел:
— Пла-а-а-тон, из тебя выйдет хороший ша-а-а-пон! — и заржал, довольный сочиненной рифмой.
Топ же продолжал катать шар.
— Что, брат, хорошо жить на дармовых харчах? Играй да играй!
Введенный в заблуждение добродушием и игривостью симпатичного «медвежонка», он зашел в вольер, чтобы навести в нем порядок, а дверку только прикрыл. В тот же миг бурая молния метнулась в образовавшуюся щель и саженными махами понеслась между клеток.
Глава 33
Свобода!
Выскочив на улицу, Топ помчался, высоко вскидывая зад, отчего в какие-то моменты все четыре лапы не касались земли. Бежал без остановки, подгоняемый страхом и криками людей, заглушаемым ревом накатывающихся то сзади, то с боков железных чудищ. Прохожие в страхе шарахались от него в стороны. С демонически горящими глазами и хриплым пенным придыхом, Топ и впрямь был ужасен.