В последние дни он начал испытывать к своей сожительнице что-то вроде брезгливости. Она обожала принимать душ, но грязь была у нее не снаружи, а внутри, и с каждым проведенным с ней под одной крышей часом Глеб понимал это все яснее, Конечно, он с первых дней не сомневался в том, чем вызвана такая привязанность этой женщины к подневольному гостю волковского особняка, но раньше у него как-то получалось закрывать на это глаза.
Теперь это у него получаться перестало.
«Да что я голову ломаю, – подумал он, выводя машину на шоссе. – Просто я выздоравливаю. Уже, можно сказать, выздоровел. Если бы не та дрянь, которой накачал меня Волков, я давно был бы в полном порядке. Зря я дал ему это понять.»
– За кем мы едем? – спросил он у Марии. – Чья голова нужна твоему Учителю?
– Что-то ты и в самом деле разговорился, – не поворачивая головы, ответила та. – Правда, что ли, на тот свет захотел?
– Не будь идиоткой, – миролюбиво сказал Глеб. – Поверь, я никого не хотел обидеть. Просто мне надоело молча глотать то дерьмо, которое вы с вашим Волковым скармливаете мне каждый день.
А к кому мы едем, я узнаю и так. То, что я Слепой, не значит, что я не увижу человека, в которого буду стрелять.
– А ты будешь? – поворачиваясь к нему и криво улыбаясь, спросила Мария.
– Буду, буду… Куда же мне деваться? – легкомысленным тоном ответил Глеб. – Допустим, оторвусь я от тебя… Ну и что дальше? Нет, меня такой вариант не устраивает. Трения с начальством бывают всегда.., ты как считаешь?
– Ты имеешь в виду Волкова? – спросила она.
– Кого же еще… Не главврача, конечно.
– С Волковым у меня трений не бывает, – холодно отрезала Мария.
– Ну да? – удивился Глеб. – А мне почему-то показалось, что вы все время норовите друг о друга потереться… Кстати, – словно вдруг о чем-то вспомнив, спохватился он. – Ты можешь убрать пистолет с колен. Если он у тебя на предохранителе, то толку тебе от него не будет никакого: не успеешь выстрелить, а если нет, то ты можешь выстрелить случайно. Сама поранишься, машину попортишь… И потом, стрелять в водителя на полном ходу… Не знаю, конечно, но, на мой вкус, проще и безболезненнее выстрелить себе в лоб. А то вдруг не сразу загнешься…
«Много говорю, – подумал он, краем глаза наблюдая за тем, как она убирает пистолет в сумочку. – Слишком много болтаю, хотя результат, как говорится, налицо. Насчет пистолета я угадал, и теперь, по крайней мере, ствол в затылок не смотрит. До чего же трогательно они все верят в этого своего Волкова.»
Ведь вот же сидит сзади баба… Не будем говорить о том, что до появления здесь этого волосатого придурка была она женщина как женщина, а теперь просто упырь какой-то… Ведь далеко не дура, но все равно уверена, что, сколько бы я ни брыкался и ни трепал языком, действовать все равно буду в рамках заложенной Волковым программы, сделаю все, как надо, а потом она меня либо сама кончит, либо подставит под ментовскую пулю. А ведь, казалось бы, среднее специальное медицинское образование у человека, должна бы хоть что-нибудь понимать… Нет, не понимает. Потому не понимает, что, опять же, Волковым не ведено. Вот ведь бедняга. Ему же за них за всех думать приходится, а у него и за себя-то через раз выходит… А болтаю я сегодня действительно много. Что-то будет.
И все-таки, что это была за женщина, перед которой я вчера так неудачно разыгрывал «тень отца Гамлета»? – подумал Глеб, законопослушно проползая мимо затаившегося у обочины милицейского «Мерседеса» на установленной скорости в семьдесят километров в час. – Зря я, конечно, щурился, но что-то уж больно захотелось посмотреть, что из этого выйдет. Умная женщина, заметила. И красивая. И, между прочим, знает меня как облупленного. Не тень отца Гамлета я там изображал, а свою собственную. Как же это я? Что же это со мной такое было, что я просто повернулся и ушел? От неожиданности, что ли? Или от испуга? Мало ли, что еще про себя узнаешь…
Погоди-ка, приятель, – сказал он себе. – А что стало с той женщиной? Где-то я ее видел… Нет, не помню. Так что с ней стало? Да, Глеб Петрович, – сказал он себе, – да. Вчера ты точно был не в себе. Да и сегодня, похоже, пришел в себя не до конца. У Волкова мораль динозавра. Устраивая этот спектакль, он рассчитывал на дополнительную рекламу, а получил прямо противоположный результат. И сказал, что уговорит ее… Интересно, как он собирается это сделать? Он ведь у нас человек непростой, с затеями.., с мухами, как говорится. Ты хоть понимаешь, что он может с ней сделать? Или уже сделал.
А ведь она пришла в это змеиное гнездо из-за меня, – подумал он вдруг. – Отчаялась, наверное, совсем, и пришла. А тут – «тень отца Гамлета». Вот так штука! Как же это я позволил из себя такого клоуна сделать?"
Он оторвал руку от руля и посмотрел на часы.
Без двенадцати десять. Если она жива, то вряд ли Волков занимался ею ночью. Он у нас сибарит…