Возвращение с того света

Связались с этим психом™ – Дурак, – брезгливо сказал Лесных. – За кого ты меня держишь? Забыл, кто тебя кормит? Решил, что ты умнее всех? Знаешь, вся эта затея сулит большие бабки, но своя шкура мне дороже, так что я могу в любой момент прекратить все это самым простым способом… Хочешь узнать, как это будет?

– Не пугайте, – огрызнулся Волков. – В зону вы меня не отправите. Себе дороже.

– Какая зона? Какая зона?! О чем ты говоришь, родной? – воскликнул полковник. – Да от тебя следа не останется! Про тебя даже не вспомнит никто, некому будет вспоминать… Уничтожу до седьмого колена, как в Библии, и пепел по ветру развею.

Ты понял или нет, сморчок?!

– Да понял я, понял, – проворчал Волков.

Стоять здесь и получать разнос от какого-то вонючего полковника-чекиста было унизительно, и Волк с трудом сдерживал себя, до хруста сжимая челюсти. Истина была проста: Лесных стоило мигнуть, и он исчез бы с лица земли, не оставив следа, как выпавший в середине лета снег… Посмотрим. Это мы еще посмотрим, кто исчезнет. Теперь, когда у меня есть Слепой, а у тебя нет твоего Колышева. Теперь, когда за моей спиной больше тысячи братьев, а ты действуешь на свой страх и риск. Посмотрим.

Ему очень хотелось сказать все это вслух. Слова вертелись на языке, это было похоже на зуд во всем теле, словно он опять, как много лет назад, по пьяной лавочке проспал всю ночь на тюке стекловаты. Был с ним однажды такой печальный случай… Волков очень боялся сболтнуть лишнего и потому старался вообще помалкивать. И Слепой, и тысяча братьев были далековато, а полковник сидел прямо за спиной, по-хозяйски развалясь в кресле, и в одном кармане у него лежал сотовый телефон, а в другом, как у какого-нибудь фэбээровца, тяжелая черная «беретта», уродливая, как смертный грех, но безотказная и очень эффективная. Гипноз – хорошая штука, но пуля действует намного быстрее, и Волк, стоя у окна и разглядывая невидящими глазами раскинувшийся внизу глинистый пустырь, изо всех сил топтал ногами пламя своей гордыни. Для нее еще будет время. Полковник же, глядя в эту широкую, напряженно ссутуленную спину, испытывал чувство, близкое к отчаянию. Ну что за идиот! Два года работы, два года смертельного риска и хождения по лезвию ножа, и все поставлено под угрозу провала из-за сексуально озабоченного недоумка, всерьез поверившего в то, что ему суждено стать новым мессией! Теперь полковник отчетливо видел свои ошибки и ругал себя за них последними словами, поминая присущее большинству русских людей качество, а именно чрезвычайную крепость того, что принято называть задним умом.

Сочиняя свою, с позволения сказать, религию, полковник рассчитывал на то, чтобы обмануть самый широкий круг потенциальных верующих – от доярки до инженера-электроника. Это было необходимо для того, чтобы обеспечить себе в будущем как можно более обширный электорат, и полковник старался изо всех сил и.., перестарался. Он никак не рассчитывал на то, что его партнер по этому грандиозному мошенничеству уверует в свое божественное происхождение. Кто же, черт подери, мог такое предвидеть?! Полковник не был экстрасенсом, но мысли Волкова читал так же легко, как если бы они были крупным шрифтом пропечатаны у того на волосатом загривке, и ломал голову над тем, что лучше: пристрелить эту зарвавшуюся сволочь сейчас, сильно потеряв при этом в деньгах, но зато сохранив свою шкуру, или все-таки рискнуть и попытаться довести дело до победного конца.., прижать этому кретину хвост, да так, чтобы глаза на лоб полезли, и заставить делать то, что ему ведено, а не то, что взбредет в его тупую башку. Контроль… Колышев в какой-то момент утратил над этой сволочью контроль, ослабил узду, дал этой бешеной твари свободу, и тварь, почувствовав слабину, обернулась и сожрала его единым глотком…

А теперь готовилась (наверняка готовилась!) точно так же сглотнуть и его, полковника Лесных. Это был некий осовремененный вариант чудовища Франкенштейна. Полковник колебался, кусая губы и поглаживая в кармане рукоятку «беретты». Это было очень заманчиво: выстрелить прямо в заросший спутанной волосней затылок и разом покончить со всем этим дерьмом. Шнитке поднимет шум, но Шнитке тоже сделан не из железа, и его легко заставить замолчать. Пропади они пропадом, эти деньги, шкура все равно дороже…

Впрочем, полковник уже знал, что стрелять он не станет: он никогда не продвинулся бы дальше капитана, не будь он настоящим игроком. Выстрелить сейчас было просто, так же просто, как смешать карты в самый драматический момент игры и опрометью убежать из-за стола, наплевав на выигрыш из-за боязни возможного проигрыша. Игроки так не поступают, и полковник знал, что будет играть до конца, хотя и не собирался информировать об этом Волкова.

– Рассказывай, – проворчал он. – Колись. Что у вас там вышло с Колышевым? Да не вздумай врать, морда, я тебя насквозь вижу. Пристрелю как собаку.

Волков вздохнул.