Возвращение с Западного фронта

Кузнец одобрительно загудел.

– Ладно, – сказал Ленц, – каждый еще по разу.

Я бросил первым. Умывальный таз с кувшином и мыльницей. Затем изготовился Ленц. Он взял пять колец. Четыре он накинул с необычайной быстротой на один и тот же крюк. Прежде чем бросить пятое, он сделал нарочитую паузу и достал сигарету. Трое мужчин услужливо поднесли ему зажженные спички. Кузнец хлопнул его по плечу. Лина, охваченная крайним волнением, жевала свой носовой платок. Готтфрид прицелился и легким броском накинул последнее кольцо на четыре остальных. Раздался оглушительный рев. Ленцу достался главный выигрыш – детская коляска с розовым одеялом и кружевной накидкой.

Осыпая нас проклятиями, хозяин выкатил коляску. Мы погрузили в нее все свои трофеи и двинулись к следующему павильону. Коляску толкала Лина. Кузнец отпускал по этому поводу такие остроты, что мне с Патрицией пришлось немного отстать. В следующем павильоне набрасывали кольца на бутылки с вином. Если кольцо садилось на горлышко, бутылка была выиграна. Мы взяли шесть бутылок. Ленц посмотрел на этикетки и подарил бутылки кузнецу.

Был еще один павильон такого рода. Но хозяин уже почуял недоброе и, когда мы подошли, объявил нам, что павильон закрыт. Кузнец, заметив бутылки с пивом, начал было скандалить, но мы отказались от своих намерений: у хозяина павильона была только одна рука.

Сопровождаемые целой свитой, мы подошли к «кадиллаку».

– Что же придумать? – спросил Ленц, почесывая голову. – Самое лучшее – привязать коляску сзади и взять на буксир.

– Конечно, – сказал я. – Только тебе придется сесть в нее и править, а то еще опрокинется.

Патриция Хольман запротестовала. Она испугалась, подумав, что Ленц действительно сядет в коляску.

– Хорошо, – заявил Ленц, – тогда давайте рассортируем вещи. Обоих мишек вы должны обязательно взять себе. Патефонные пластинки тоже. Как насчет сковородки?

Девушка покачала головой.

– Тогда она переходит во владение мастерской, – сказал Готтфрид. – Возьми ее, Робби, ты ведь старый специалист по глазуньям. А кофейный сервиз?

Девушка кивнула в сторону Лины. Кухарка покраснела. Готтфрид передал ей сервиз по частям, словно награждая ее призом. Потом он вынул из коляски таз для умывания:

– Керамический! Подарим его господину кузнецу, не правда ли? Он ему пригодится. А заодно и будильник. У кузнецов тяжелый сон.

Я передал Готтфриду цветочную вазу. Он вручил ее Лине. Заикаясь от волнения, она пыталась отказаться. Ее глаза не отрывались от кающейся Магдалины. Она боялась, что если ей отдадут вазу, то картину получит кузнец.

– Очень уж я обожаю искусство, – пролепетала она. Трогательная в своей жадности, она стояла перед нами и покусывала красные пальцы.

– Уважаемая фрейлейн, что вы скажете по этому поводу? – спросил Ленц, величественно оборачиваясь к Патриции Хольман.

Патриция взяла картину и отдала ее Лине.

– Это очень красивая картина, – сказала она.

– Повесь над кроватью и вдохновляйся, – добавил Ленц.

Кухарка схватила картину. Глаза ее увлажнились. От благодарности у нее началась сильная икота.

– А теперь твоя очередь, – задумчиво произнес Ленц, обращаясь к детской коляске.

Глаза Лины снова загорелись жадностью.

Кузнец заметил, что никогда, мол, нельзя знать, какая вещь может понадобиться человеку. При этом он так расхохотался, что уронил бутылку с вином. Но Ленц решил, что с них хватит.

– Погодите-ка, я тут кое-что заметил, – сказал он и исчез. Через несколько минут он пришел за коляской и укатил ее. – Все в порядке, – сказал он, вернувшись без коляски.

Мы сели в «кадиллак».

– Задарили, прямо как на Рождество! – сказала Лина, протягивая нам на прощание красную лапу. Она стояла среди своего имущества и сияла от счастья.

Кузнец отозвал нас в сторону.

– Послушайте! – сказал он. – Если вам понадобится кого-нибудь вздуть, мой адрес: Лейбницштрассе, шестнадцать, задний двор, второй этаж, левая дверь. Ежели против вас будет несколько человек, я прихвачу с собой своих ребят.

– Договорились! – ответили мы и поехали.

Миновав луна-парк и свернув за угол, мы увидели нашу коляску и в ней настоящего младенца. Рядом стояла бледная, еще не оправившаяся от смущения женщина.

– Здорово, а? – сказал Готтфрид.

– Отнесите ей и медвежат! – воскликнула Патриция. – Они там будут кстати!

– Разве что одного, – сказал Ленц. – Другой должен остаться у вас.

– Нет, отнесите обоих.

– Хорошо. – Ленц выскочил из машины, сунул женщине плюшевых зверят в руки и, не дав ей опомниться, помчался обратно, словно его преследовали. – Вот, – сказал он, переводя дух, – а теперь мне стало дурно от собственного благородства. Высадите меня у «Интернационаля». Я обязательно должен выпить коньяку.

Я высадил Ленца и отвез Патрицию домой. Все было иначе, чем в прошлый раз. Она стояла в дверях, и по ее лицу то и дело пробегал колеблющийся свет фонаря. Она была великолепна. Мне очень хотелось остаться с ней.

– Спокойной ночи, – сказал я, – спите хорошо.

– Спокойной ночи.