Возвращение с Западного фронта

Скрипач пододвинул ему тарелку. Керн начал медленно есть. Каждая ложка таила в себе силу, столь необходимую, чтобы бороться и противостоять беде. Он не хотел лишиться ни одной крупицы этой силы. Окончив есть, он поднялся.

– Спасибо за суп, хотя мне было бы приятнее, если бы вы сами съели его.

Скрипач поднял глаза. Керн увидел лицо, изборожденное морщинами.

– Моего состояния вам, пожалуй, еще не понять, – заявил скрипач.

– Понять его легче, чем вы думаете, – возразил Керн. – Вы просто несчастливы, больше ничего.

– Больше ничего?

– Нет. Вначале все думают, будто в этом заключено что-то особенное. Поживете еще немного в эмиграции и поймете: несчастье – самая повседневная вещь на свете.

Керн вышел. К своему удивлению, на противоположном тротуаре он заметил профессора, расхаживающего взад и вперед. Керн хорошо помнил, как профессор, комментируя во время лекции какое-нибудь новое сложное открытие в области терапии рака, неизменно закладывал руки за спину и, слегка подавшись вперед, разгуливал перед кафедрой. Но теперь его мысли были, по-видимому, заняты только пылесосами и патефонами.

Керн колебался. Никогда он не решился бы ни с того ни с сего заговорить с профессором. Но теперь, после беседы со скрипачом, он подошел к нему.

– Господин профессор, – сказал он. – Извините, что осмеливаюсь обеспокоить вас. Раньше я не поверил бы, что смогу дать вам совет. Но сейчас мне хотелось бы это сделать.

Профессор остановился.

– Охотно выслушаю вас, – рассеянно ответил он. – Весьма охотно. Я благодарен за всякий совет. Постойте, как же это вас звали?

– Керн. Людвиг Керн.

– Благодарен за любой совет, господин Керн. Просто чрезвычайно благодарен, уверяю вас!

– Вряд ли это можно назвать советом. Просто у меня есть некоторый опыт. Вы хотите продавать пылесосы и патефоны. Бросьте это! Только время теряете. Сотни эмигрантов пытаются делать то же. Это так же бессмысленно, как искать людей, желающих страховать свою жизнь.

– Этим-то я как раз и хотел заняться вскоре, – с живостью перебил его профессор. – Кто-то сказал мне, что заниматься страхованием не так уж трудно и что тут можно кое-что заработать.

– И он предложил вам определенный процент за каждый страховой договор, не так ли?

– Разумеется. И даже хороший процент.

– И больше ничего? Никакой компенсации издержек, никакого твердого жалованья?

– Нет.

– То же самое могу вам предложить и я. Все это ровно ничего не значит. Скажите, господин профессор, вам уже удалось продать хоть один пылесос? Хоть один патефон?

Профессор беспомощно посмотрел на него.

– Нет, – сказал он с какой-то болезненной пристыженностью, – но надеюсь, в ближайшем будущем…

– Оставьте это, – прервал его Керн. – Вот вам мой совет. Раздобудьте немного шнурков для ботинок. Или несколько банок гуталина. Или десяток-другой пачек английских булавок. Мелочи, которые могут понадобиться каждому. Ими и торгуйте. Много на этом, конечно, не заработаете. Но время от времени кое-что удается продать. Сотни эмигрантов занимаются этим. Английскую булавку легче продать, чем пылесос.

Профессор задумчиво посмотрел на него:

– Об этом я как-то не подумал.

Керн смущенно улыбнулся:

– Охотно верю. Но теперь подумайте. Так будет лучше. Уверяю вас. Раньше и я хотел продавать пылесосы.

– Возможно, вы правы. – Профессор протянул ему руку. – Благодарю вас. Вы очень любезны… – добавил он тихо, и голос его звучал заискивающе, словно у ученика, плохо выучившего урок.

Керн прикусил губу.

– Я не пропустил ни одной вашей лекции… – сказал он.

– Да-да, – профессор сделал неопределенный жест, – благодарю вас, господин… господин…

– Керн. Но это не важно.

– Нет, это важно, господин Керн. Извините, пожалуйста. В последнее время я стал несколько забывчив. Еще раз большое спасибо. Я попытаюсь последовать вашему совету, господин Керн.

Отель «Бристоль» размещался в небольшом ветхом здании, арендуемом Организацией помощи беженцам. Керну отвели койку в комнате, где жили еще два эмигранта. После обеда он почувствовал сильную усталость и лег спать. Оба других постояльца отсутствовали. Он и не слышал, когда они пришли.

Ночью он проснулся от крика и мгновенно соскочил с постели. Не успев ни о чем подумать, схватил чемодан и одежду, распахнул дверь и побежал по коридору.

Здесь все было тихо. Добежав до лестничной площадки, Керн остановился, поставил чемодан и прислушался. Потом прижал кулаки к лицу. Где он? Что произошло? Где полиция?

Постепенно все вспомнил, посмотрел на свои босые ноги и, почувствовав облегчение, улыбнулся. Ведь он в Праге, в отеле «Бристоль», ему разрешено жить в городе целых две недели. Зачем же так пугаться? Вероятно, ему что-то приснилось. Он вернулся. Это не должно повторяться, подумал он. Только мне и не хватало, чтобы нервы расшалились. Тогда конец всему.

Он открыл дверь в темную комнату и ощупью добрался до кровати. Она стояла справа у стены. Тихо поставив чемодан, он повесил одежду на спинку. Потом нащупал одеяло и уже собрался было лечь, как вдруг рука его наткнулась на что-то мягкое, теплое, дышащее. В ту же секунду он резко выпрямился.