Возвращение седьмого авианосца

— Голоден, Брент? Ослабел, а? — язвительно спросила она. — Разумеется, я из «Саббаха». У нас в «Юнкерсе» было двести килограммов бомб для вас. Надеюсь, там я не истощила тебя полностью. — И она махнула рукой в сторону кондоминиума. — Между прочим, пока ты спал, я разрядила твой пистолет.

Брент выдернул магазин — пусто. Щелкнул курком — ничего.

— Сука! Сука!

Кэтрин издевательски рассмеялась.

— Когда почувствуешь, как твердая холодная сталь вонзится в твои кишки, вспомни меня, ты, еврейский дружок, империалистская свинья. — Она развернулась и пошла по тропинке через кусты. — Козел! Ты был самым вонючим куском дерьма! — Кэтрин исчезла в темноте, ядовито крича напоследок: — И помни, ты сам затрахал себя до смерти!

В руке араба что-то блеснуло, и он приблизился, говоря тихим низким, словно гуляющий в камышах ветер, голосом.

— У меня есть кое-что для тебя, янки.

Брент зная, что саббаховцы всегда убивали ножом. Это было данью традиции, уходящей в глубь веков к Гасану ибн-аль-Саббаху, персидскому убийце, которого называли «старец с горы». Он также полагал, что Хиджарах сильно накурился гашиша, что делало его еще более безрассудным и опасным.

Бренту необходимо было оружие, он перегнулся через борт джипа, нащупал ящик с инструментами и схватил трубный ключ. Он отступил назад и встал в стойку, одной рукой сжимая пистолет, а другой тяжелый инструмент; все его чувства были обострены до предела. Брент шагнул вперед — он слышал тяжелое дыхание фанатика. Расправив грудь, араб выхватил нож и медленно повел им из стороны в сторону, словно кобра головой перед броском.

— Иди-ка сюда, урод. Ты собирался ударить меня в спину. А теперь посмотрим, что ты сделаешь, когда мы лицом к лицу, — прошипел Брент.

Араб нанес удар. Брент отскочил в сторону, махнув пистолетом, который задел лоб нападавшего и оставил на нем длинный кровоточащий след.

— Пес языческий. Сейчас для твоих еврейских друзей я сделаю из тебя кошерную отбивную.[13] — Он рассмеялся своей шутке и рукавом стер кровь со лба.

Снова медленное движение вперед. Брент заглянул в сумасшедшие безжалостные глаза жестокой птицы, протянувшей когти, чтобы растерзать свою жертву. Но страх исчез, его смыли потоки хлынувшей изнутри ярости. Брент сделал шаг вперед, с его губ слетел сарказм злости:

— Нет Бога, кроме Аллаха, а Магомет его пророк.

Крича «Аллах акбар!» и двигаясь к американцу короткими быстрыми шажками, араб прыгнул, его нож описал стремительную дугу. Отскочив вбок и размахивая стальным ключом, Брент услышал резкий свистящий звук, словно огромное насекомое пролетело у него над головой. И тут же что-то рвануло его новый синий китель у левого плеча. Ключ ударил по чему-то твердому, но податливому. Взревев от боли, Мана Сайд Хиджарах схватился за левое плечо.

— Приготовься к своему хаджу, сукин сын! Сейчас я отправлю тебя до самой Мекки! — глумился Брент, надеясь, что его противник от злости потеряет способность соображать.

Вопя, араб клюнул на приманку. С перекошенным от ярости лицом он рванул вперед, призывая на помощь Аллаха. На сей раз Брент не отскочил в сторону. Вместо этого он ударил ключом сверху вниз и услышал хруст кости, когда тяжелый прут переломил арабу запястье, и нож, звеня, выпал у него из руки.

Вереща от боли, саббаховец налетел на Брента, и они упали на джип. Араб орудовал одной рукой. Ударил Брента по скуле. Боль парализовала шею и отдалась в кончиках пальцев. Брента охватила ярость, и он метнулся вперед, как акула-убийца, почуявшая запах крови. Удар по спине согнул араба. Резко вздохнув, Брент размахнулся и изо всей силы обрушил ключ в сокрушительном движении, промахиваясь по черепу и попадая в плечо. Что-то с треском хрястнуло. Будто ветка отломилась с дерева. Ключица.

Араб, пошатываясь, со стоном откачнулся назад и уперся спиной в кузов джипа, его глаза затуманились, руки повисли по бокам, по подбородку потекла слюна.

Холодное, первобытное чувство — убить, уничтожить — снова, как тогда на улочке в Токио и в драке с Коноэ на ангарной палубе, руководило Брентом.

Он высоко над головой поднял трубный ключ и стремительно бросил его вниз. Раздался звук треснувшего арбуза, когда сталь встретила на своем пути череп Хиджараха, тот грузно упал, изогнув туловище и опрокидываясь на спину.

Подбежав к арабу, Брент снова и снова опускал инструмент. Он вновь оказался на токийской улочке. Без страха. Без жалости. Без единого проблеска мысли. С одним лишь желанием убивать.

Череп размягчился, а лицо перестало существовать. Наконец у него устали руки, энсин выпрямился и отбросил ключ, тот зазвенел по тротуару.

— Теперь, морда саббаховская, — прохрипел он, — ты и твой братец — близнецы.

Затем он увидел огни. Красные и желтые огни мигалок полицейских патрульных машин.