— С Алёной все будет в порядке, поверь, — мягко успокоил друг, всегда отличавшийся большей выдержкой, чем я. — Для нее, и леса… для ваших детей, будет лучше избавить свет от этой грязи сейчас. Разом. А не ждать готовящегося заговора за спиной. Разве ты хочешь упустить змей, чтобы они затаились в глубоких норах, готовясь к ядовитому удару?
— Пожалуй, ты прав… — с трудом согласился я с перспективой отсрочить вызволение жены из плена, — дождемся утра. Если ничего не будет, я за себя не ручаюсь…
Эст оказался прав. На заре вокруг церкви началось шумное движение: одетые в мешковатые серые балахоны люди оживленно украшали внутреннее убранство церкви множественными светильниками, сдвигали скамейки и… будь оно все проклято, сооружали погост для ритуального костра прямо внутри деревянной церкви. Этих людей в их слепом фанатизме не останавливает ничего — это я уже понял… Видимо, костер сегодня будет грандиозный. Только, кто окажется в пекле?..
Я рвался немедленно вытащить Алёну из заключения, мне было невыносимо представлять, какие муки она испытывает, сидя в тесном пространстве в ожидании казни. И снова Эст сумел убедить меня, получив на сей раз пару увесистых тумаков, что стоит дождаться начала ритуала. И лишь когда в одном месте соберутся все инквизиторы, нанести массированный удар. К тому же мы ждали подкрепление из волтов, которое должен был привести Файн. Меня скручивало изнутри яростью и страхом за жену, но я все же согласился. И постоянно проверял состояние Алёны по внутренней связи.
Признаться, я был слегка удивлён, видя в её поле сосредоточенность и концентрацию внимания, вместо острой паники и страха. Однако я и сам старался ей посылать сигналы спокойствия, сообщал как мог, что я рядом. Не знаю, чувствовала ли она…
Вскоре по узкой лесной трапе заспешил поток карателей, как они сами себя называли. Вершители судеб, забывшие о таком понятии, как человечность. Чутье мне подсказывало, что наши волты тоже на подходе, но церемония началась неожиданно быстро. Стоило первым лучам солнца лизнуть тихую лесную гладь, как эти выродки в страшных бесформенных одеждах вывели Алёну внутрь церкви из подземелья, нервно подталкивая её в спину. Мы наблюдали за происходящим сквозь узкие окна и Эсту снова стоило усилий остановить меня, я не хотел, чтобы моя девочка пережила этот ужас во второй раз.
Однако моим желаниям не суждено было сбыться. Как только Алёна оказалось привязанной к столбу, Мартимус, его я опознал сразу, несмотря на колпак, завёл обвинительную речь. Девушка пару раз попробовала высказаться в сторону своей защиты, но не нашла, как и следовало ожидать, понимания. После чего ее взгляд стал слишком сосредоточенным и неподвижным, она погрузилась в себя и следом громко заверещала, мотая головой из стороны в сторону и пытаясь вырваться из верёвок, крепко связавших ее тело. Опешили все, Мартимус замолк, но Алёна этого почему-то не замечала. Сочтя её состояние праведными муками ведьмы в священных стенах, негодяй продолжил свою речь.
В первый момент я испугался, что она испытывает сильную боль, я рванул было вперёд, но костёр ещё не зажигали. Вторая пришедшая в голову мысль — жена находится под действием каких-то лекарств, уж больно неестественным казалось её поведение. Третья — она это делает специально, чтобы отвлечь внимание и волты могли спокойно осуществить спланированную нами компанию по зачистке. Книгоед.нет
Все не то… Наконец, я сообразил взглянуть на её внутреннее состояние и похолодел, ощущая как волна мурашек пробежала волной по коже. Блуждающий ком сознания сильно уменьшился, отдалился и тянул на себя пульсирующие пятна, не соединяющиеся ни с чем в этой жизни. Я знал, что означают подобные круги. Воспоминания. Костер не горел снаружи, он горел в ее душе. Это невероятно, но жена вспоминала свою гибель в огне… Теперь я убедился в этом абсолютно точно.
И это была вовсе не Алёна. Илен, съедаемая языками пламени. Я замер в оцепенении, в то время как волты начали охоту на застывших в немой оторопи инквизиторов. Моя мечта, если можно так назвать невысказанные стоны отчаяния, сбылась… Я смог воочию наблюдать, что пережила Илен. Ощутить и увидеть ее безысходность, боль, и страх собственными глазами. Жена, моя женщина, кем бы она не была, совершенно выпала из реальности, погрузившись в мир прошлой боли. Ее голова откинулась, влажные волосы разметались по сторонам, тело напряглось и выгнулось в бессильной попытке сохранить жизнь. Всепоглощающий кошмар и дикая опустошенность, рвущая на части, засасывающая в свой плен. Пустота, съедающая тела и души.