Возвращение (СИ)

Далее нас наконец-то отцепили друг от друга, провели досмотр с полным раздеванием, заставили принять холодный душ, свою одежду мы сменили на серую робу и брезентовые куртки - декабрь на севере штата - месяц дождливый. С собой нам выдали и по второму комплекту одежды, на случай, когда первый отправится в прачечную. После чего последовало распределение по корпусам и камерам. Каждому вручили свёрнутые в рулон матрас и одеяло, внутри которых скрывалась ещё и подушка. Сотню баксов, которую я честно предъявил на осмотре, мне оставили, сказав, что я могу отовариваться в местной лавке. Добавив, правда, что цены в ней на порядок выше, чем на воле, а вообще зек не имеет права держать при себе больше полутора сотен. Почему именно такая сумма - оставалось только гадать.

Меня отконвоировали в Западный блок, где заключённые размещались в камерах на пяти ярусах. Самые опасные преступники, насколько я понял из болтовни Дика, томились в Северном блоке, крышу которого венчала вентиляционная шахта газовой камеры. По пути надзиратель обронил с ухмылкой:

- Определим тебя к Молчуну Лу. Посмотрим, сколько ты там протянешь.

Опа, уже запугивания начались? Хм, хорошо же меня тут встречают! И чем же это так славен некий Молчун? М-да, заинтриговал.

Камеры, больше похожие на пеналы, здесь, судя по всему, не закрывались до самого отбоя, то есть до 10 вечера. Часы у меня конфисковали, но на стене в дальнем конце коридора висели большие часы 'Hermes', и чёрные стрелки на белом циферблате показывали без десяти минут десять. А тут как раз другой надзиратель с нижнего этажа прокричал:

- Блок, приготовиться к отбою!

Зеки неторопясь потянулись в камеры, и из некоторых вслед нам донеслось что-то насчёт свежего мяса. Не иначе это про меня.

- Сюда.

Я переступил порог камеры, освещаемой тусклой, забранной в металлическую сетку лампочкой. В дальнем конце обнаружились 'очко' и умывальник с пятнами ржавчины на кране. А на нижней шконке я увидел сидевшего здоровенного негра. На вошедших он не обратил ровно никакого внимания, будучи всецело занят поглаживанием разлёгшейся у него на коленях... крысы. Только грызунов нам тут не хватало! Куда только надзиратели смотрят?

- Это его подружка, - словно прочитав мои мысли, хмыкнул конвоир. - Небольшое послабление. Он зовёт её Бу-Бу.

- Бу-Бу, - пробубнил, не поднимая глаз, Молчун.

Тьфу ты, сплошная антисанитария! Но делать нечего, если уж надзиратели разрешают держать крыс, то придётся с этим смириться. Да и, в общем-то, мне не жалко, лишь бы ко мне не лезла. А сосед, похоже, малость того, хорошо если обычный аутист.

- Фил Бёрд, - представился я, когда за мной закрылась решетчатая дверь.

Негр ничего не ответил, продолжая поглаживать своего грызуна. Ну и не больно-то хотелось, тем более я уже знаю, как его зовут.

Так, раз нижняя шконка занята, кинемся на верхнюю, мы люди непривередливые. В Ухтпечлаге, помнится, тоже на верхней шконке чалиться пришлось. Улёгшись, вытащил из кармана робы маленькое семейное фото, где мы вчетвером - я, Варя с Даней на руках и Соня - позируем на фоне нашего особняка. Специально сфотографировались, я хотел, чтобы на случай, если мне впаяют срок, с собой была память о близких.

М-да, скучновато в камере на двоих без книг и даже свежей прессы. Я бы и от несвежей не отказался, не говоря уже о радио и телеприёмнике...

- Бу-Бу, - донеслось снизу.

Мой сосед всё же явно производил впечатление слабоумного, оставалось надеяться, что он тихий, а не буйнопомешанный. Ровно в 10 вечера электрический замок закрыл двери всех камер одновременно, погасли лампочки и, прислушиваясь к голодно урчащему желудку, я попытался уснуть.

Я долго не мог уснуть, прислушиваясь к доносившемуся снизу ровному дыханию Молчуна. Тот уснул моментально, лёжа на спине и вытянув руки по швам, словно солдат. Я же, памятуя, за какое преступление он сюда угодил, живо представлял картину с убиением спящего киномагната. Так и лежал с закрытыми глазами час, два, а может, и все три, пока, наконец, сон всё же меня не сморил.

...Мне снилось, будто я плыву в открытом океане. Плыву на спине, лениво подгребая под себя воду руками. Надо мной лазурью растеклась небесная гладь, без единого облачка, только слышен где-то крик чайки. Но тут что-то вдруг меня начало тянуть вниз. Я пытаюсь сопротивляться, как-то выгрести наверх, к воздуху, однако все мои попытки ни к чему не приводят.

Задыхаясь, я проснулся в липком поту, уставившись в темноту перед собой. Затем, почувствовав чьё-то чуть уловимое дыхание, повернул голову вбок и увидел в ночном сумраке белки глаз. Даже дежурный свет из коридора не рассеивал эту тьму. Жутковато как-то это выглядело, и я невольно подвинулся к стенке.

- Ты чего?