ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША

У потрясённого Шабо вытянулась физиономия. Такой вопрос подразумевал, что он не сообщил комитету ничего нового. Значит, он успел сюда в самый последний момент. Ещё немного, и за ним бы пришли.

— Да, я забыл одного, но он — мелкая сошка. Это некий субъект по имени Моро.

— Ах, да, — промурлыкал Барер, с породистого лица которого так и не сошла непонятная улыбка. — Я уж думал, ты пропустил Моро. Что ж, теперь всё понятно. Завтра, в восемь часов.

Остальные согласно закивали. Озадаченный Шабо переминался с ноги на ногу. Его не поблагодарили ни словом, и всё-таки, похоже, отпускали. Невероятно.

— Чего ты ждёшь, Шабо? — На этот раз вопрос задал Бийо Варенн.

— Это всё? — спросил Шабо растерянно.

— Если тебе больше нечего сказать, то всё. До завтра.

Шабо неуклюже вышел. Он чувствовал себя не хозяином, повернувшимся спиной к слугам, а скорее отпущенным лакеем. По дороге домой его преследовала загадочная улыбка Барера. Что было на уме у этого наглеца? Может, он считает вчерашнее происшествие в якобинском клубе достаточным основанием для того, чтобы задирать нос перед таким выдающимся патриотом как Шабо? Проклятый аристократ! Да, Бертран Барер де Вьезак из Тарля был дворянином по происхождению. Он принадлежал классу, который Шабо ненавидел с юности. Эта была животная ненависть человека низкородного к тем, кто выше его по происхождению. Шабо следовало бы уделить больше внимания господину де Вьезаку. Ну ничего, он исправит это упущение. Скоро подлый аристократишко поплатится головой за свою надменность.

И за каким дьяволом ему понадобилось знать, участвует ли в деле Андре-Луи Моро?

Если бы Шабо знал ответ на этот вопрос, он был бы менее уверен в своей способности расправиться с Барером. Но бедный экс-монах не подозревал, что на столе Комитета Общественной Безопасности со вчерашнего дня лежит полный отчёт о махинациях в деле Индийской Компании, представленный необыкновенно бдительным тайным агентом Комитета, Андре-Луи Моро. Не знал Шабо и того, что Комитет уже обсудил последовательность своих действий, и его визит нисколько не повлиял на их решение.

Сценарий Комитета несколько не совпадал с тем, что предложил Шабо. Правда, арест действительно состоялся на следующий день, и даже в восемь часов. Но не в восемь вечера, а в восемь утра. Они не стали дожидаться, пока Шабо соберёт заговорщиков вместе, и арестовали их порознь. Увидев пришедших за ним людей, Шабо остолбенел, потом бурно запротестовал, доказывая, что это ошибка, потом вопил что-то о неприкосновенности депутата. Он возмущался, ругался, богохульствовал, но его всё равно оттащили от маленькой Леопольдины, которая заткнула уши, чтобы не слышать непристойной брани мужа. Арестовали всех, кого назвал Шабо, за исключением только Андре-Луи Моро. В тот же час забрали ещё одного человека — Фабра д'Аглантена, которого Шабо не назвал. Но Андре-Луи не позабыл его в своём отчёте.

Глава XXXIV. ПИСЬМО ТОРИНА

К полудню лихорадило весь город. Толпы наводнили сады Тюильри. Толпы шагали по улицам и вопили, требуя смерти всем и вся. Толпы захватили холл Якобинского клуба. Толпы ревели у здания Конвента. Рыночные торговки на галёрке зала заседаний визгливо выкрикивали оскорбления в адрес отсутствующих законодателей и требовали, чтобы им сообщили, кому они теперь могут доверять.

Вопрос этот в то утро был на устах каждого патриота. Если Шабо изменил своему долгу, кому же верить? Если Шабо злоупотребил своим положением, чтобы обманывать народ, кто же честен?

В бурлящем людском потоке, затопившем улицы, крутились люди, которые стремились ещё больше разжечь гнев толпы и направить его в определённое русло. Их внешний вид — от красных колпаков на головах до деревянных башмаков на ногах — ничем не отличался от внешнего вида патриотов — простолюдинов. Они гневно кричали, что Франция сменила одних тиранов на других, и последние ещё более жадно сосут кровь несчастного народа. Озверевшая толпа растерзала какого-то щёголя. Вся вина несчастного заключалась лишь в том, что он напудрил волосы. Какая-то мегера, увидев его подняла крик, что он посыпает голову мукой в то время, когда у людей нет хлеба.

Положение оказалось настолько угрожающим, что властям пришлось выпустить на улицы все силы Национальной Гвардии, чтобы восстановить хоть какое-то подобие порядка и защитить членов Конвента от народного гнева.

Де Бац оставался в своей комнате на улице де Менар, чтобы любой из его усердных агентов, ведущих подстрекательскую работу на улицах, знал, где его найти. Барон нервно мерил шагами маленький салон, то и дело, останавливаясь, чтобы послушать рёв разъярённого Парижа. К его возбуждению примешивалось беспокойство за Андре-Луи, который ушёл куда-то рано утром, ни словом не обмолвившись, куда и зачем идёт.

Андре-Луи вернулся вскоре после полудня. Его бледность, поджатые губы и лихорадочный блеск в глазах свидетельствовали о подавляемом возбуждении.

— Где ты был? — накинулся на него де Бац.

Андре-Луи сбросил плащ.