Возвращение Скарамуша

Его племянница собирается выйти замуж за господина Моро, который, дабы содержать семью, намерен открыть в Дрездене академию фехтования. Молодые люди предложили господину де Керкадью поселиться с ними, и, поскольку его средства иссякают, а перспектива возвращения во Францию представляется очень отдалённой, благоразумие и чувство справедливости подсказывают ему, что он не вправе чинить препятствия влюблённым.

Мясистое лицо принца мрачнело с каждой фразой господина де Керкадью. Красивые глаза на выкате смотрели на бретонского дворянина с удивлением и неудовольствием.

— Вы говорите о благоразумии и справедливости? — Улыбка графа выразила то ли печаль, то ли презрение. — Честно говоря, сударь, я не вижу здесь ни того, ни другого. — Его высочество многозначительно помолчал, потом внезапно спросил: — Кто такой этот Моро?

— Мой крестник, монсеньор.

Мосье нетерпеливо прищёлкнул языком.

— Да, да. Это нам известно, как и то, что он революционер, один из тех господ, что ответственны за нынешний развал. Но что он из себя представляет?

— Э-э, по профессии он адвокат… Закончил коллеж Людовика Великого.

Мосье кивнул.

— Понимаю. Вы хотите уклониться от ответа. А ответ на самом деле заключается в том, что он — ничей сын. И всё же вы без колебаний позволяете своей племяннице, особе благородного происхождения, вступить в этот мезальянс.

— Да, верно, — сказал господин де Керкадью сухо. На самом деле, для передачи его состояния лучше всего подошло бы слово «негодование», но он старательно скрывал свои чувства, поскольку выказывать их по отношению к королевской особе считал непозволительным.

— Верно? — Густые чёрные брови графа поползли вверх. Светлые глаза немного расширились в изумлении. Его высочество обвёл взглядом пятерых приближённых. Господин д'Аварэ прислонился рядышком к оконному простенку, остальные собрались у стола посредине комнаты. Его высочество явно приглашал их разделить своё изумление.

Господин де Плугастель тихонько усмехнулся.

— Ваше высочество забывает, в каком долгу я перед господином Моро, — сказал сеньор де Гаврийяк, пытаясь защитить себя и своего крестника. Он стоял перед письменным столом регента, и рябое его лицо покрывал густой румянец, а светлые глаза смотрели с тревогой.

Мосье взял менторский тон.

— Никакой долг не стоит подобной жертвы.

— Но молодые люди любят друг друга, — возразил господин де Керкадью.

Принц раздражённо нахмурился и снова прибегнул к нравоучению:

— Воображение молодой девушки легко пленить. Долг опекунов — оградить её от последствий мимолётного увлечения.

— Я не вправе оценивать глубину её чувств, монсеньор.

Граф задумался, потом решил подступиться с точки зрения здравого смысла. Он высоко ценил своё искусство убеждать.

— Понимаю. Но ваши оценки чересчур зависят от несчастливых обстоятельств, которые, если вы не будете бдительны, могут привести вас к потере мерила ценностей. По-моему, мой дорогой Гаврийяк, вам угрожает очевидная опасность. Всеобщие беды действуют, как нивелир, и заставляют вас закрывать глаза на пропасть, неодолимую пропасть, лежащую между благородными господами вроде вас и вашей племянницы и такими, как господин Моро. Обстоятельства побуждают вас признавать в людях более низкого круга почти ровню. Вы вынуждены принимать их помощь и потому склонны забывать об их весьма скромном общественном положении. В данном случае, дорогой Гаврийяк, я не вправе указывать вам, как поступить. Но позвольте мне горячо, чисто по-дружески призвать вас отложить решение до той поры, когда вы благополучно вернётесь домой и этот мир восстановит в ваших глазах свои истинные пропорции.

Красноречие принца обволакивало, затопляло сознание де Керкадью, его гипнотизировали собственные верноподданнические чувства, заставлявшие не одно поколение простых, бесхитростных дворян принимать слова из королевских уст за пророчества. Он испытывал неподдельные муки безысходности. На лбу де Керкадью выступила испарина. Но он всё-таки нашёл в себе силы отстаивать свою позицию.

— Монсеньор, — возразил он с отчаянием, — именно по той причине, что возвращение в Гаврийяк представляется сейчас таким нескорым, а наши средства подходят к концу, я и хочу защитить и обеспечить племянницу посредством этого брака.

Регент нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

— Вы говорите о своём возвращении в Гаврийяк, то есть о нашем возвращении во Францию как о событии отдалённом. Неужели ваша вера столь слаба?

— Увы, монсеньор! Как же мне верить во что-то иное?

— Как верить? — И снова принц посмотрел на придворных, словно приглашая их разделить его недоумение подобной слепотой. — Очевидно, вы не способны видеть очевидное.