Возвращение Скорпиона

Машина остановилась возле небольшого лабиринта из зеленых деревьев и нескольких трехподъездных двухэтажных домов. Водитель ткнул пальцем:

— Это там, во дворе.

Я расплатился с ним и минут пять покурил на улице в ожидании, не произойдет ли чего-либо необычного.

Ничего необычного не произошло.

Обычного тоже.

Я бросил окурок и углубился в "лабиринт"; нужный дом отыскался почти сразу же. А квартира номер шесть на втором этаже оказалась единственной на лестничной площадке, вооруженной дополнительной металлической дверью. Ну, понятно, не будут же Маргарита Владимировна водить дружбу с нищей.

Я нажал на кнопку звонка (за дверью приглушенно запиликал электронный "Турецкий марш") и вдруг почувствовал, как меня начало попеременно бросать то в жар, то в холод. Н-да-а, что там ни говори, сколь ни выделывайся, а прибит в свое время этой мадам я был капитально…

За консервной облицовкой послышались шаги, и я шаловливо прикрыл пальцем дверной глазок. Сейчас, вот сейчас…

Незнакомый женский голос:

— Эй, что за глупые шутки!

Сконфуженно убрал палец.

— Извините, бога ради… А могу я увидеть Риту?

Секунд пять тишины. Потом:

— А вы кто?

— Очень хороший ее знакомый. Понимаете, дело в том, что я только сегодня приехал издалека…

Снова тишина. На сей раз, должно быть, раздумья. Люди, а особливо женщины, будьте бдительны и т. д., и т. п. Ну что ж, всё правильно. Не в бирюльки играемся — в России живем.

И наконец:

— Подождите, сейчас. — Защелкали замки, и дверь отворилась. Передо мной стояла… Нет, ну ведьма, вылитая ведьма — только, конечно, не в вульгарном варианте, не грязная бабка с клыком, а высокая, статная, и габариты… Любимы большинством мужского народа нынче какие? Девяносто — шестьдесят — девяносто? Ну а там было эдак… сто десять — семьдесят — сто двадцать. Поняли?

А волосы черные, с отливом, густые, гладко расчесанные и чуть ли не до попы. Жуть! И глаза тоже черные — зрачков не видать, огромные, нос тонкий, губы алые, а кожа белая-белая. Верите, я в какой-то момент до того офонарел, что едва не забыл, зачем и к кому пришел.

Но она быстро напомнила, к кому.

— Вам Риту? — спросила она, и по мне чуть мурашки не побежали. Голос низкий, грудной, какой-то шелестящий, точно трава на ветру — в общем, такой же таинственно-сногсшибательный, как и всё остальное.

— Ч-что? — идиотски переспросил я, но тут же спохватился: — Ах да, Риту! Маргариту, тэк скэ-э-эть, Владимировну.

"Ведьма" улыбнулась:

— А ее нет. Вышла еще утром за сигаретами — и не вернулась. Ой, что с вами?!

— Ничего! — Я клацнул зубами совсем как Джон, однако тотчас крепко стиснул их. Дурманящее колдовство незнакомки вмиг улетучилось, а в мозгу забился сигнал тревоги. Твари, неужели они…

— Знаете! — "Ведьма" решительно взяла меня за руку и сильным рывком вдёрнула через порог в квартиру. — А ну входите, сколько можно на лестнице стоять!

Она захлопнула дверь и пошла в глубь квартиры, а я поплелся следом и, досадуя на собственное легкомыслие после столь неприятного известия, не мог тем не менее оторвать глаз от ее задрапированного одной лишь просторной мужской рубашкой роскошного тела. А впрочем, нет, не исключаю, что кроме рубашки там имелось и что-то еще. Ага. Не исключаю.

Искусительница провела меня в зал, обстановка которого была просто шикарной, хотя и несколько вульгарноватой. Но это была как раз е ё обстановка. Именно в такой она и смотрелась на все свои триста процентов.

И снова низкий и грудной:

— Садитесь.

Я приземлился в такое огромное кресло, что едва не утонул в нем. Она же едва не утонула в кресле напротив и с ходу закинула ногу за ногу.

Я сглотнул комок в горле.

— Разрешите представиться. — Представился.

Она кивнула:

— Очень приятно. А меня зовут Лариса.

Приложил руку к сердцу:

— Приятно. Оч-чень! (Гм, была, была у меня когда-то и Лариса…)

Она улыбнулась, и умопомрачительные ямочки заиграли на матовых щеках.

— Так вы, значит, друг Риты?

Я неопределенно вывернул шею:

— Ну-у…

— Близкий?

Еще неопределеннее:

— Ну-у-у…

Лариса рассмеялась:

— Ладно-ладно, не притворяйтесь. Рита про вас рассказывала.

— Да? — нейтральным тоном поинтересовался я.

— Да.

— Много?

— Достаточно, чтобы составить определенное мнение.

— Ну и составили?

Она забросила левое крыло смоляных волос с груди за спину.

— Конечно.

— И вывод?

Лариса медленно покачала головой:

— Останется при мне. Я в чужих владениях не охочусь.

— Никогда? — нагловато прищурился я.

— Почти никогда. — И забросила крыло правое.

Знаете, теперь, по прошествии нескольких полугорячечных минут, первоначальная моя очумелость почти спала, и я уже более смело, а главное, критично (если только это слово подходит — упаси меня бог и в самом деле критиковать такую женщину) начал смотреть на нее.

Пожалуй, Ларису трудно было назвать красавицей в кондово-общепринятом смысле. Нет, тут было нечто иное: от нее словно исходили флюиды — да какие, к лешему, флюиды! — она вся была точно окутана убойно-притягательным облаком, от макушки до пят излучала такую, гм… ауру, что…