Учитывая полуспортивное телосложение большинства клиентов, а также возможное наличие в их карманах некоего арсенала, я, приблизившись к стойке, развернулся вполоборота к залу. Но впрочем, кидаться на меня аки звери покамест никто не собирался — у людей за столиками были свои проблемы и вопросы, которые они сейчас и утрясали друг с дружкой. И мало-помалу я вроде бы утратил первоначальный, вызванный моим появлением интерес публики.
Но не бармена.
Вперив в меня взгляд серо-водянистых, чуть выпуклых глаз, он негромко, почти не разжимая губ, спросил:
— Ты кто?
Я горестно покачал головой:
— Нечего сказать, радушный прием!
Он дёрнул щекой.
— А что ты за яйцо? — И тотчас же поинтересовался: — Где Валера?
Я удивился:
— Какой Валера? Ах, так мальчика зовут Валера? Вот. — Достав из кармана куртки кастет, аккуратно положил его на стойку. — Вот. А Валера… В общем, он спит.
На рыбьем лице бармена не дрогнул ни единый мускул.
— Ты псих? — коротко спросил он.
Я улыбнулся:
— Нет, не псих… — и вырвал из-под стойки его руку с зажатым в ней пистолетом. Чешский "яга" калибра 6,35!
Пистолет стоял на предохранителе, и я, невзирая на дикие крики товарища, стал выкручивать ему кисть, одновременно вежливо глядя на изумленно вытянувших шеи клиентов.
Секунд через пять раздался хруст: рука треснула в кисти и локте, и бармен кричать перестал — потерял сознание. Пистолет брякнулся на стойку, я взял его в левую руку, а кастет в правую и наконец целиком и полностью повернулся к посетителям, растерянность на лицах которых уже сменилась куда более определенными чувствами.
Один из двоих, что сидели ближе ко мне, сунул руку в карман…
Надеюсь, вы понимаете, что стрелять не хотелось, разве уж в самом крайнем случае. Поэтому я просто метнул кастет, и его острые зубья врезались парню в лоб. Бедняга без вскрика свалился со стула, а его сосед побледнел.
Я повел дулом пистолета:
— Встань.
Он медленно поднялся и начал задирать грабли кверху, хотя никто его об этом покуда и не просил.
Я же кивнул на столик, где трапезничали (да нет, уже не трапезничали) еще трое.
— Туда. Живо. И возьми стул.
Он взял и потерянно присел рядом с теми тремя, а я смахнул с бильярдного стола кий и вернулся.
— В одну линию, пожалуйста.
Они загремели стульями, пересаживаясь. Пересели. Я приземлился напротив.
— Благодарю. А теперь…
— …!…!…! — точно прорвало одного из них, самого молодого. Конкретных выражений и эпитетов приводить не буду, неудобно, но легко догадаться, что касались они исключительно меня, а также ближайших моих родственников обоего пола.
Я терпеливо выслушал все до конца, а потом, точно зулус ассегай, воткнул острый кончик кия в горло сквернослова.
Остальные ахнули, охнули, ойкнули. А он, горемыка, еще продолжал сидеть, но кровь из пробитой шеи уже стекала на рубашку и капала на брюки. Резким ширком я продвинул свое импровизированное оружие вперед до упора, а затем так же резко выдернул его из раны, и грубиян, хрипя и булькая порванной глоткой, грохнулся на красивый итальянский паркет.
Перевел взор на оставшихся троих. О, они являли собой прелюбопытнейший групповой портрет. Был бы профессиональным художником, обязательно нарисовал бы когда-нибудь эти такие разные, разные, разные лица, выражения коих объединяло в данный момент одно. И даже не страх, а — непонимание. Искреннее, абсолютное, на грани безумия непонимание того, что происходит. Невесть кто вторгся в их обитель, самым наибеспардоннейшим образом осквернил этот их "Голубой поплавок", а они — не знали! Не понимали! Даже не догадывались! — кто? за что?
И я не стал их томить.
Я вытер кий о пиджак левого и сказал:
— Мне жутко неловко за произошедшее, господа бандиты! Но слушайте и запоминайте. Буду краток. Итак…
Итак, похищена женщина. Молодая женщина. Красивая женщина. Ее похитили, чтобы… А впрочем, неважно, важно лишь, что ее нет. Ей-богу, я совершенно не в курсе ваших здешних раскладов и разборок, понятия не имею, кто заказывает музыку и держит вышку, — меня интересует только эта женщина. И я хочу, чтобы вы рассказали всем — всем! — и своим тузам, и своим шестёркам, что я здесь. И что я — уж простите за высокий штиль — объявляю войну. Всем! Повторяю: мне глубоко наплевать, кто от кого кормится, у кого пасется и чье дерьмо жрет. Женщина должна вернуться домой, иначе каждый день будет умирать кто-то из вас и не в единственном числе.
— Н-но… — пискнул левый.
Я укоризненно покачал головой:
— Хочешь сказать, что слышишь об этой женщине первый раз в жизни? Верю. Но это ничего не меняет. Вам передано сообщение — вы должны передать его дальше. Извини, друг, однако…
Я ударил его рукояткой пистолета по ключице. Конечно, у "яги" рукоятка не очень, но все же. Хруст. Крик. Эффектное падение на пол.
— Вот видите, — сокрушенно вздохнул я, обращаясь к оставшимся за столом. — Но это ладно, зато вон там… — И кивнул им за спины.
Оба инстинктивно обернулись, а я воткнул правому в сонную артерию вилку, а его соседа схватил за волосы. Тот, что с вилкой, всхрапывая, опустился на четвереньки, пошел, пошел, пошел… Упал.