Так что представьте, какой гадиной, каким позорным псом я себя сейчас ощущал… Нет-нет, я был страшно, безумно рад, что вижу Маргариту живой и здоровой, но… Но я не был страшно и безумно рад, что вижу ее живой и здоровой в одной компании с Ларисой, которой я тоже желал быть всегда живой и здоровой, но видеть сейчас которую в одной компании с Маргаритой хотел как-то не очень.
Разумеется, Маргарита моментально всё просекла: и мое не поддавшееся маскировке смущение, и полунасмешливый прищур Ларисы. Нет, внешне на ней это просекновение почти никак не отразилось, но вот внутреннюю оценку факта моего вторичного появления в ее жизни она, похоже, произвела мгновенно, потому что еще на площадке бесстрастно поинтересовалась:
— А ты-то откуда свалился?
Я открыл было рот, чтобы объяснить, откуда, но Лариса перебила:
— Может, не на лестнице?
Рита вспыхнула — это я заметил даже в темноте, — и далее никто не произнес ни слова, пока все не очутились на кухне.
Очутились. Сели как министры за стол. И что же, господи, дальше?!
Наконец мне надоела эта игра в молчанку и собственные потупленные словно у двоечника взоры, и мой разум возмущенный вскипел:
— Эй, слушайте обе две, я вам что, подсудимый?! — И уставился на Маргариту. Как и прежде прекрасна — правда, какие-то неуловимые изменения (год есть год) в облике лица появились. В облике же тела, похоже, нет: все узлы и детали по-прежнему манящи, зовущи, влекущи…
Для отвода глаз снова вякнул:
— Подсудимый, да?
Лариса усмехнулась:
— Свидетель.
Я удивился:
— Чего?
— Моего малодушного грехопадения, — спокойно пояснила она, и я едва не задохнулся от возмущения, а также от того, что теперь мой оправдательный лепет попросту терял всякий смысл.
Маргарита в свою очередь бросила на меня нокаутирующий взгляд:
— Гм, ясно…
И тогда я взорвался:
— И что же это, позволь узнать, тебе, милая, "гм, ясно"?!
Она дёрнула красивой щекой.
— Да многое. Не пойму только, зачем ты приехал. И как оказался в… — легкая пауза, — этой квартире.
Мои глаза полезли на лоб.
— Зачем?! — промычал я. — А вот зачем!.. — И минуты за две вывалил ей всё как из пулемета. Закончил же свою пламенную речь не менее ярким финалом: — Так-то, дорогуша! А обета безбрачия при расставании, коли уж на то пошло, никто из нас, кажется, не давал!
Маргарита холодно кивнула:
— Ну разумеется, с чего ты взбесился? Просто как-то это всё неожиданно. — И хлестко добавила: — Не знаю, правда, к чему потребовалось сочинять сказочки про телеграмму и мое похищение. Я ездила в горы с… одним человеком.
Я обомлел. Удивилась и Лариса:
— Но ты же пошла за сигаретами и…
Рита усмехнулась:
— И мой знакомый уже ждал в машине. Честное слово, это не планировалось, но я согласилась на его предложение о дружеском пикнике. А вы болтаете о каком-то похищении!
— "Пикнике"?! — рыкнул я. — Значит, ты просто укатила с…
— Любовником, — спокойно договорила Маргарита. — А с кем еще? И если то, что ты сейчас поведал, не выдумки…
— Это не выдумки, Рита, — оборвала ее Лариса. — Не веришь — позвони отцу.
— Отцу?! — Похоже, вот теперь-то Маргарита и впрямь была ошарашена.
— Он вторые сутки ищет тебя как проклятый. И этот… — Лариса усмехнулась. — И этот юноша тоже.
За столом воцарилась напряженная тишина. Пользуясь моментом, я вроде как сурово, но, ей-богу, с дрожью в коленках смотрел на Риту. Иногда, впрочем, и на Ларису тоже. И тоже с дрожью. Ёлки-палки, вот же угораздило вляпаться между такими! Прости, Натали, прости, если когда-нибудь узнаешь!
Маргарита же не глядела ни на меня, ни на Ларису. Видимо, до нее наконец-то начало доходить, что давешний романтичный пикничок на лоне природы может выйти ей иным, не столь романтичным боком. (Ежели он вообще имел место, тот пикничок.)
Молчание затянулось, и я светски кашлянул.
— Дозвольте закурить? — Закурил и сказал: — Послушайте, девушки, все мы сейчас, конечно, озадачены, но необходимо и поспать, а долгие разговоры давайте оставим на завтра. К тому же, невзирая на великое счастье, Маргарита Владимировна, видеть вас в добром здравии, я лично зверски хочу есть. — Встал, распахнул холодильник, отломил полкольца колбасы и достал из хлебницы кусок хлеба. Сообщил: — Сейчас вот поужинаю и завалюсь. Хоть прямо тут на полу, хоть как Леонов в "Афоне" в ванной.
Лариса стрельнула в меня, жующего, своим искрометным цыганским глазом:
— На коврике в прихожей.
— Согласен.
А Маргарита вдруг подняла голову:
— Ты правда ничего не выдумал?
От возмущения я едва не поперхнулся колбасой.
— "Выдумал"?! Нет, дорогая, ничего я не выдумал! Это не розыгрыш! А твой папа, возможно, до сих пор рвет последние волосы на макушке и прочих частях тела. Да, у меня же есть записка от "похитителей" — на, смотри! — Выудил из кармана листок с посланием без запятых и бросил на стол. — Ну и, в конце-то концов, неужели ты меня не знаешь?!
— Знаю, — вздохнула она. — Вот потому-то…
— Ах, "вот потому-то"? — взвился я. — Думаешь, всё шутки шучу? А ведомо ли тебе, что еще у меня в штанах? Не улыбайся, я не об этом! — И, достав из кармана, со всего размаху грохнул об стол "ТТ". — Мало? Пожалуйста — еще! — Грохнул "ягу".