– Конечно, два письма о завещании, судя по всему, написаны до ее отъезда во Францию. Не очень хороший выбор, должна заметить. Вряд ли она могла составлять завещание после своего возвращения, не так ли? – Она неприятно рассмеялась. – Я сразу об этом подумала. Вы не можете ожидать от нас, чтобы мы не думали ни о чем, кроме почерка, знаете ли. Предмет письма – это тоже улика, мистер Кодрингтон. – Тряхнув платиновыми кудрями, она уступила письма Перри, который покачал над ними головой и сказал, что все они выглядят для него одинаково.
Письмами вновь завладел мистер Кодрингтон.
– Те два письма, где речь идет о завещании, были написаны под мою диктовку два дня назад.
Миссис Томас Джослин позволила себе улыбку, затем обратилась к Филиппу:
– Что ж, мы обязаны были исключить эту улику. Что я хочу у тебя спросить, так это о той ночи, когда ты приехал во Францию. Я хочу знать, как обе девушки были одеты. Потому что если их одежда не была похожа, я не понимаю, как ты мог принять одну из них за другую.
– Боюсь, я не очень это заметил. Было темно. На них была обычная одежда, какую носят женщины, такая, на которую не обращаешь внимания: твидовая юбка и джемпер. Позже на них, кажется, были пальто.
– На Анне была ее шуба?
– Не знаю… я не заметил.
Анна поспешно, но негромко произнесла:
– Да, я была в ней. Она и сейчас у меня – я приехала в ней.
– О, – промолвила Эммелина и затем прибавила: – Это была очень дорогая шуба – норковая, насколько я помню. Милли должна знать, та ли это, что принадлежала Анне. Это она, Милли?
– В этом нет никакого сомнения, – сказала Милли Армитедж.
– О, – опять обронила Эммелина и продолжила свои расспросы: – Мы должны прояснить вопрос с одеждой, потому что он очень важен. Девушка, которая умерла в лодке – та, которая, как ты думал, была Анной, – как она была одета? Ты производил опознание, так что, очевидно, видел ее на следующий день.
Перри почувствовал, как Лилла вздрогнула. Томас Джослин был уверен, что она еле сдерживала холодный гнев. Линделл посмотрела на свои стиснутые на коленях руки.
– Да, я ее видел, – сказал Филипп. – Но, боюсь, я не помню насчет ее одежды, кроме того разве, что она была мокрой и сильно запачканной, – нас все время заливало волнами. Боюсь, это бесполезно, тетя Эммелина. Мы уже обсуждали этот вопрос об одежде, он нас никуда не ведет.
– Где были драгоценности Анны – эти кольца и жемчуг? Жемчуг был подлинный.
И вновь ответ последовал от Анны:
– Они все были в моей сумке. Я ее несла. – Она на миг замялась. – Я сняла обручальное кольцо, когда поссорилась с Филиппом по поводу поездки во Францию. Когда я узнала, что он приехал меня забрать, то снова его надела.
– Ты знал, что она его сняла, Филипп?
– Да.
– Если вы позволите мне задать вопрос… – нервным, нетерпеливым голосов проговорила Инес Джослин. – Конечно, если Эммелина закончила. Я думаю, нам следует знать, о чем была та ссора. Анна могла бы нам рассказать, но Энни Джойс, очевидно, нет.
На лице Анны появилась нерешительная улыбка.
– Конечно, я могу вам рассказать. Все это было очень глупо – все ссоры обычно таковы. Кузина Тереза написала и попросила меня приехать во Францию. Она сказала, что сделала завещание в мою пользу, когда приезжала на свадьбу, и хочет поговорить со мной о памятных подарках для семьи. Филипп очень рассердился. Он сказал, что она не имеет морального права завещать деньги в обход Энни, и сказал, что я не поеду. Конечно же, он был совершенно прав в отношении денег и я бы их не приняла – хотя ему я этого не сказала, потому что тоже была зла и не люблю, когда мне указывают. Поэтому мы поссорились, я сняла обручальное кольцо и уехала во Францию без примирения.
Инес Джослин обратила свои бледные глаза на Филиппа и выставила вперед бледный подбородок.
– Это правда?
– Совершенная правда. – Он вдруг посмотрел на Анну. – Где у нас произошла эта ссора?
Глаза их встретились: его – очень холодные, ее – сияющие. Что-то в их выражении ускользало от него.
– Где? – переспросила она.
– Да, где? В каком месте и в какое время дня?
Очень медленно и так, словно ей доставляло удовольствие произносить эти слова, она промолвила:
– В салоне. Днем. После ленча.
Его холодный пристальный взгляд задержался на ее торжествующем взгляде. Она отвела глаза.
– Абсолютно правильно, – сказал он.
Последовало молчание. Мистер Эвери писал в своем блокноте.
– Вряд ли Энни Джойс знала об этом! – нарушила молчание Инес Джослин. – Хотя Анна могла ей рассказать. Это, конечно, маловероятно, но девчонки судачат. Только, как мне кажется, существует граница. Конечно, никогда нельзя быть уверенным… Почему бы тебе не спросить ее, где ты сделал ей предложение и что сказал? Я не предполагаю, что они с Энни были такими закадычными подругами, что она могла рассказать ей об этом.
Филипп бросил взгляд через стол.
– Вы слышали, что сказала кузина Инес? Расположены ли вы ей ответить?
Она бросила на него ответный взгляд, более мягкий, чем до этого.
– Мы ведь не имеем права ни на какие секреты, верно?
– Вы намерены об этом ходатайствовать?
Она покачала головой.