Возвращение тамплиеров

— Корабль тамплиеров, который однажды ночью, в третьем тысячелетии, снова снимется с якоря, чтобы отправиться в Святую землю и возвратить ее христианам. Так или иначе, недавно один итальянец по имени Тафури, специалист по архитектуре и градостроительству, в своем исследовании о Пиранези счел легенду о корабле не столь невероятной. — Гельмут помолчал, собираясь с мыслями. — Проследи внимательно за ходом рассуждений. Южное предгорье Авентинского холма, то, что спускается к Тибру, образуя нечто вроде буквы «V», могло быть носовой частью парусника. Ворота церкви Санта-Мария-дель-Приорато — это вход в трюм. Сады, что начинаются за воротами, — переплетение снастей. Бастионы в церковном парке можно рассматривать как пушечные порты верхней палубы, и, наконец, обелиски на площади у церкви Санта-Мария — это корабельные мачты.

— Описание выразительное и впечатляющее, — согласился Джакомо. — Но, спрашивается, почему корабль перевез целый батальон, тысячу мертвых солдат, так далеко? И не куда-нибудь, а в Соединенные Штаты.

— Эти солдаты были американцами.

— Да, но почему именно в Ливонию? Вот возможный ответ: то был сознательный обман. Корабль должны были счесть принадлежащим Ливонскому ордену. Кроме того, в конце концов, американцам противостояли ребята из Ливонского взвода.

— Не исключено, — подтвердил Гельмут. — Но твое объяснение лишь умножает вопросы. Спрашивается, зачем нужно было создавать такую видимость? Почему корабль пришел на помощь Винкелю, лицу далеко не из первых? И почему он ввязался в бой против американцев? Почему не остался в Риме, соблюдая нейтралитет?

В ответ Джакомо только пожал плечами.

— Может быть, наши рассуждения выглядят внешне вполне логичными, но на деле неверны, — сказал Гельмут. — Возможно, надо искать другой путь, выбрать иное направление.

Глава четырнадцатая

Они вернулись в Штутгарт поздно ночью.

Прошли в библиотеку, Гельмут достал из массивного шкафа рукопись, заключенную в футляр из старинной кожи, и протянул Джакомо.

Рукопись оказалась не очень объемистой и не имела названия. Бумага была грубая, с неровными, обветшалыми краями, а коричневые чернила местами так выцвели, что текст становился едва различимым. Что особенно поразило Джакомо, так это почерк. При всех своих завитушках и украшениях, готическое письмо все равно выдавало руку Гельмута, которую Джакомо Риччи хорошо знал.

— Это написал ты? — спросил он.

Гельмут кивнул.

Джакомо положил рукопись на письменный стол в мягкий круг света, создаваемый старинной лампой, открыл ее, но прежде, чем начать чтение, захотел понять, останется ли друг рядом.

Однако Гельмут уже ушел.