Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)

– Что делать? – спросила она. Ее плечи тряслись, она знала, что выглядит жалко, но сейчас было все равно. – Они доберутся и сюда?

– Нет, – ответил он. – Я предусмотрел.

– Но у них аппаратура, ты посмотри!

– Это миноискатели.

– А вход не найдут?

– У меня там микронные допуски, – сообщил он.

Его глаза медленно темнели. Юлия услышала сдавленный вздох. Рука его медленно потянулась к кнопке, что отличалась не только по цвету, но сверху ее предохранял прозрачный колпачок.

– Это что? – спросила Юлия шепотом.

Олег молча поддел колпачок пальцем. Звонко щелкнуло, крышечка откинулась, а палец Олега тут же коснулся кнопки. Юлия быстро перевела взгляд на экраны. Десантники быстро и красиво перемещались вдоль стен, словно позировали перед президентом, затем экраны вспыхнули и погасли все разом.

Юлия несколько мгновений смотрела на экраны. Везде чернота.

– Я не поверю, что там короткое замыкание, – сказала она тихо. – Ты все-таки заминировал дворец?

– А ты как думала?

– Но их там много, – сказала она предостерегающе. – Не только в доме, но у бассейна, кто-то шарит в саду…

– Взорвалась даже вертолетная площадка, – сказал он угрюмо. – Взрывчатка была даже в стенах, никаким миноискателем не найти… Ладно, ты посиди пока тихо, ладно? Или попробуй заняться чем-нибудь. Мне нужно переговорить с некоторыми людьми.

Она отодвинулась, сердце ее колотилось бешено, спросила севшим голосом:

– Ты в самом деле убил их всех?..

– Надеюсь.

– Тебе… не жаль такого сказочного дворца?

Он покачал головой:

– Я же говорил, типовуха. Одним больше, одним меньше… Сейчас там нагромождение камней… даже не нагромождение, а перемешанная и перепаханная земля. Ни одного камешка крупнее ногтя. От их бронежилетов отыщут только чешуйки! Но все равно, хоть это и тайная операция, но за ними явятся другие… а затем заинтересуется и местная полиция, что это, мол, за странные морские маневры, о которых их не предупредили.

Она прямо посмотрела ему в глаза:

– Олег, ты очень многое недоговариваешь. Возможно, подошел наш смертный час. Почему бы тебе не рассказать мне все?

Зеленые глаза замерцали, в глубине блеснули странные искорки. Она молчала, смотрела ему прямо в лицо. Даже красиво очерченные губы поджала, взгляд не отводила.

– Понятно, – сказал Олег. – Там хоть шортики перемерила, а здесь заняться нечем?

– Нет, – отрезала она сердито. – И шортики не успела!.. Это же какое надо иметь нахальство… Олег, кто бы ты ни был, теперь я полностью на твоей стороне. Я никогда не прощу людей, которые мешают женщинам примерять красивые вещи! Расскажи все. Я слушала эти странные намеки про Совет Тайных, но ни разу ты не сказал про ЦРУ, НКВД, Сюрте…

Голос ее дрогнул. Олег видел, сколько сил она тратит, чтобы не завизжать.

– Если начну рассказывать все, – сказал он рассудительно, – то состаришься… э-э… несмотря на твои шестнадцать лет… Ты меня уже успела охамить занудой, а сколько раз так меня несправедливо обзывали мои друзья и знакомые! Давай-ка я сокращу свой рассказ до разумных пределов…

Она видела, с какой грацией бегемота он сделал комплимент в адрес ее молодости, но пока это его единственный недостаток. Впрочем, для феминистки неумение мужчины говорить женщинам оскорбительные комплименты, а они все оскорбительны, вовсе не порок.

– Из-за чего все эти убийства? – спросила она. – Из-за чего война?

Она не надеялась, что он ответит, все тайные службы потому и тайные, что у них даже левая рука не знает, что делает правая, они друг за другом охотятся и убивают, судя по фильмам, не подозревая, кто есть кто, и уж ей, посторонней, конечно же, не скажет…

– О, – сказал он с усмешкой, – это очень серьезно. Ты в самом деле хочешь это знать?

– Хочу, – ответила она.

И похолодела. Кто много знает, того убивают. Не подписала ли она себе смертный приговор? Лучше остановить его, пока не поздно…

– Понимаешь, – сказал он небрежным голосом, словно рассказывал о способах кормления рыбок в аквариуме, – в мире борются две силы…

– Света и Тьмы? – спросила она саркастически. – Извини, не удержалась.

– Света и Света, если хочешь такое определение, – ответил он невозмутимо. – Но… с разной длиной волн. Тебе рассказать о волновой теории света? На земле существует Совет Тайных, который определяет развитие человечества. Подталкивает, корректирует, иногда притормаживает, заранее старается погасить серьезные конфликты… или же – разжечь, если это необходимо для выздоровления человечества…

Из ее груди вырвался облегченный вздох. Нет, за это убивать не станут. Она сама не пикнет, кто в ее годы рвется в психушку?

– Я не думала, – сказала она язвительно, – что геополитики гоняются друг за другом с пистолетами! Скоро и астрономы начнут убивать друг друга?.. И математики?..

– Начнут, начнут, – успокоил он. – Ты же видишь, все начали.

– Но в чем же… в чем твои расхождения с остальными Тайными… геополитиками?

– Это трудно объяснить… – проговорил он серьезно, без всякой сумасшедшести. – Понимаешь, мы снова строим Вавилонскую башню. Ну, в современном понимании. То есть стремимся возвыситься настолько, что… да-да, добраться до самых что ни на есть вершин, до самого бога. Но я единственный… если не считать временами сочувствующих, временами поддерживающих и временами примыкающих… я единственный – националист.

Она отшатнулась:

– Это же ужасно!

Он поморщился:

– Я ж говорил, трудно объяснить… а мои термины лишь косвенно совпадают с принятыми среди… гм… людей. Национализм – это повышенное требование к своей нации. Своему народу. Ревнивое соблюдение, чтобы и он внес свою долю… или лепту, или пай в общую копилку. Ну, куда складываются все достижения человечества. Это, как я понимаю, традиционный национализм.

– А твой?

Он вздохнул:

– Не знаю, как бы это объяснить на пальцах. Представь марафонскую дистанцию, на которую вышли бегуны. А на финише – Главный приз. Ну, к примеру, бочка с живой водой. Кто бы ни достиг ее первым, но воды хватит на всех. Не только каждый из бегунов станет бессмертным, молодым и красивым, но и каждый живущий на Земле. Все человечество! Надо лишь, чтобы хоть кто-то уложился в три часа от старта до финиша. Это не много, ведь рекорд, скажем, равняется двум часам. А тут целый час в запасе! Улавливаешь?

– Еще нет, – призналась она честно. – Что за странное соревнование, когда приз получат все равно все! Да еще и зрители на трибунах?

– Для небыстрых разумом Невтонов объясняю… Интеграторщики хотят слить все народы воедино, чтобы все люди жили одним народом. У их бегуна, говоря образно, мускулов будет побольше, чем у любого атлета, марафонскую дистанцию он способен одолеть за часок. А то и быстрее… Националисты же хотят выставить на старте бегунов как можно больше. Правда, они будут послабее, и часть из них не уложится даже до половины назначенного часа…

Она воскликнула:

– Так в чем же дело? Пусть останется только один, зато самый быстрый и сильный!

– А если подвернет на дистанции ногу? – спросил Олег жестко. – А если у него сведет желудок? Или что-то еще похуже? Не рискованно ли доверять судьбу всего мира, человечества…. одному бегуну? Или одному народу? А в жизни намного больше препятствий, чем на беговой дорожке. Зато, если хоть один из сотен бегущих достигнет заветной бочки, будут спасены все.

Ее глаза стали испуганными:

– Ой, ну конечно же! Конечно, лучше быть… националистами. В твоем понимании.

Олег покачал головой:

– О, если бы все было так очевидно. Все дело в том, что мы не знаем… ни националисты, ни космополиты, сколько времени отпущено на дистанцию. А его в обрез… Это пусть обыватели представляют через миллион лет Землю в цветущем саду, где поют птицы. А мы знаем, что нефти хватит едва ли на пятьдесят лет, озоновый слой истончится за сотню, а могучая комета, та самая, что вызвала Всемирный потоп, а еще раньше – гибель динозавров, может появиться из космоса в любой год… Это не говоря уже о том, что новые болезни вроде СПИДа будут вылупляться быстрее, чем комары на болоте. И не говоря о сотнях других опасностей, каждая из которых способна оборвать нить жизни рода людского начисто.

– И кто же прав… в этом споре?

Олег грустно улыбнулся:

– Никакая война так долго не длилась бы, а то и вовсе не возникала бы, если бы правда была только на одной стороне. Но я считаю правым себя. И буду сражаться за свою правду.

Он сказал это так просто, что Юлия с холодком поняла: он будет сражаться и убивать так же просто, как богомол убивает насекомых: холодно, спокойно, без эмоций.

– Совет Тайных, – проговорила она. – Что-то настолько таинственное, что… Понимаешь, я всегда верила в оккультные науки, эзотерику, ясновидение и всякие чудеса, что подвластны древним мудрецам, но верила… как современный человек! То есть где-то все это существует… или существовало, но покажи все это мне наяву, сейчас, тут же начну искать, как удалось проделать такой фокус. Но с твоими Тайными получается, что они существуют, что они доныне управляют миром, цивилизацией, направляют народы… так? Или что-то еще?

– Не пожалеешь? – спросил Олег. – Эх, женщина… Лучше бы тебе не знать такие ужасы…

– Рассказывай! – потребовала она.

– Ладно, – сказал он, сдаваясь. – Но договоримся, воспринимай это как сказку. Или легенду. Ведь правда весьма отличается от представлений о ней. Те самые рыцари, которые такие красивые и благородные в кино, в жизни же, убив врага, вспарывали ему живот и пожирали еще живую печень. Они убивали всех женщин легче сорока пяти килограммов, ибо было доказано, что метла поднимает не больше сорока пяти кэгэ, по всей Европе эти рыцари убивали зеленоглазых женщин, ибо зеленоглазые – ведьмы по рождению, а также убивали всех красивых женщин, ибо телесная красота – от дьявола. Ну а уезжая на войну, рыцари надевали женщинам «пояс верности»…

– Это я слышала, – перебила она, – ты мне лапшу на уши не вешай! О себе говори.

– Гм… прости. В подобное очень давнее время и появился Совет Тайных. Мир был другим, обычаи были другими. Совет Тайных тоже двигался на ощупь, пробовал в отдельных странах то возводить на престол доброго короля, то отдавать всю власть в руки жрецов… то пробовал варианты демократии… ну, той демократии, типа эллинской, когда все люди равны, все имеют избирательное право, никто никого не ущемляет в правах и даже у самого бедного гражданина не меньше двух рабов. Пробовали варианты полигамии, полиандрии, даже эйнастии… нет, эйнастию не Совет придумал, это… гм… ну ладно, об этом в другой раз. Пару раз даже… ладно, это тоже пропустим. Словом, пришли к выводу, что наименее кровавым является вариант со всеобщим голосованием без разбиения на кланы, касты и привилегии, то есть нынешний вариант демократии, но в то же время всячески поддерживали последние королевства в Европе, султанат в Брунее, несколько полиандровых племен в Индии, полигамии в Африке…

У нее вырвалось:

– Зачем?

– На всякий случай, – ответил он сердито. – Ацтеки, которые ежегодно убивали своего царя и выбирали нового, искренне считали, что их вариант правления не только лучший, но вообще единственный. Но наш Совет видел не только ацтеков… Кто знает, не рухнет ли нынешний вариант демократии глупо и страшно? Не заведет ли демократия свои народы в тупик? На этот случай надо иметь и другие варианты…

Он говорил все медленнее, глаза уставились в одну точку. Голос стал монотонным, жил отдельно, а мозг ушел в решение каких-то сложных задач. Она вздохнула и опустила голову на эти массивные римские латы, что настолько прикидываются простой грудью, что для убедительности даже поросли рыжими волосами… вот щекочут в носу, а под ухом негромко и успокаивающе качает горячую кровь могучая сердечная мышца.

– Поспи, – шепнул он над ухом. – Ты вымоталась, на тебя смотреть страшно! Кожа да кости. Смерть выглядит краше. Засни хоть на часок, а я пока посторожу…

Однако ощутила, что большие руки, словно отцовские, укладывают ее на довольно удобное ложе. Уже сквозь сон ощутила, как укрывают одеялом, заботливо подтыкают с боков, чтобы не дуло. Попробовала улыбнуться благодарно, так и заснула с улыбкой.

Вынырнула из забытия не скоро, но во всем теле была еще такая усталость, что лишь приоткрыла один глаз. Олег в той же позе за столом, на экранах перед ним мелькают комнаты, ангары, военная техника. Юлия провалилась в сон, но спала беспокойно, просыпалась, и всякий раз, когда открывала глаза, на экранах по-прежнему в ускоренном ритме мелькали фигурки, слышались тонкие буратиновские голоса.

Однажды очнулась, на экране уже все двигалось в обычном ритме, голоса доносились грубые, по-военному отрывистые, четкие. Она приподнялась на локте, из-за плеча Олега виднелось овальное помещение, прошел человек в комбинезоне, исчез за краем экрана.

Потом все помчалось обратно в ускоренном темпе, пальцы Олега коснулись клавиш, изображение на миг застыло. Юлия успела увидеть двух офицеров на ступеньках широкой лестницы. Пред ними навытяжку стоят не меньше двух десятков таких же собранных, рослых, словно отлитых в одной форме людей в десантном камуфляже.