Возвращение в Ангкор

Когда они водрузили её на постамент, всё смолкло, словно ничего и не было. Буквально через минуту солнце заглянуло в окна храма, осветив лучами ещё не осевшую пыль. Монахи почти разом глубоко выдохнули, на их лицах забрезжили улыбки. Они стали переглядываться и пожимать друг другу руки, обниматься.

Когда первая волна радости схлынула, все обернулись в сторону Настоятеля. Повисла гробовая тишина. Настоятель неподвижно стоял к ним спиной. Один из монахов решился обратиться к нему и робко произнёс:

– Настоятель… Настоятель, у вас получилось!

Но тот не слышал. А когда обернулся, монахи увидели, что его глаза подёрнулись белой пеленой.

Карина

Пять лет назад. Московская область, Россия

Большой чёрный глаз пугливо смотрел на неё, выдавая страхи и опасения его обладателя. В нём читался немой вопрос: «А что, если она причинит мне боль? Или заставит делать то, на что у меня сегодня и вовсе нет настроения?» Карина взяла щётку и стала бережно чистить Зефира. Среди густой белой шерсти зияли затянувшиеся раны. Сердце Карины сжалось при виде свидетельства плохого ухода за питомцем прежними владельцами. Она аккуратно обошла эти места, не желая ненароком причинить боль.

Снарядив Зефира, Карина вывела его на манеж и неуверенно оседлала. Когда все стандартные начальные этапы тренировки были пройдены, можно было переходить к самому любимому моменту: тренер отпускал корду, и Карина сама управляла конём.

Осень уже уступала место зиме и небольшие лужицы в манеже подёрнулись тонким льдом, который звучно хрустел под копытами Зефира. Карина слишком поздно поняла, что выбрала неудачную куртку для верховой езды. Та то и дело шелестела при каждом движении, заставляя коня нервно подёргивать ушами.

Зефир, почуяв не очень опытного ездока, решил воспользоваться моментом и отклониться от дорожки по своим лошадиным делам. Карина вздохнула и стала хаотично тянуть поводья то влево, то вправо, тряся обеими ногами попеременно. От обилия противоречащих команд конь встал как вкопанный.

– Ну зайчик, ну пошли, давай! – не сдавалась Карина, дёргая поводья.

Тут она вспомнила: чтобы заставить лошадь идти, надо сжать ногами её круп с обеих сторон. После этого нехитрого трюка Зефир всё-таки начал движение.

– На дорожку, возвращаемся на дорожку! И помним про осанку! – крикнул издалека тренер, который в остальное время без умолку болтал с кем-то по телефону.

Карина выпрямила спину и потянула поводья вправо. Зефир послушался, начав шагать, как положено, по дорожке. Карина с облегчением выдохнула. Уголки рта поплыли вверх. Она смотрела на белую холку Зефира и его забавно торчащие уши, когда окружающий пейзаж поплыл и перед глазами предстала совсем иная картина: тоже конь, но чёрного окраса мчал её по знойной степи. От земли поднималось марево. Навстречу попадались редкие чахлые кустики.

Карина посмотрела на свои руки и не узнала их. Чёрные шёлковые рукава прикрывали загорелые предплечья, на левой руке был широкий кожаный браслет с кармашками, в которых прятались бутылочки, травы, длинные иголки и всякая всячина. Вороной перешёл на рысь, а следом и на галоп. Карина ощутила лёгкость в теле. В районе груди разлилось тепло, горячая волна ударила в голову. Восторг от скорости прервала неясно откуда взявшаяся мысль, что она ещё не умеет управлять лошадью в галопе. В ту же секунду холка вороного коня стала белой, степь померкла, пейзаж залился осенними красками, а до слуха Карины донеслись крики:

– Немедленно остановись! Да ты что творишь-то?!

Липкая грязь смягчила падение. В рот Карине попали кусочки глины вперемешку с сеном. Тонкий лёд звучно хрустнул под её головой.

Анна

Шесть лет назад. Ярославль, Россия

На восьмом месяце беременности Анну положили на сохранение. Платного отделения в их больнице не было, поэтому ей пришлось согласиться на облупившиеся стены и жёсткие кровати бюджетного отделения патологии. В палате их было четверо: сама Анна, Антонина – тоненькая девушка с совсем небольшим сроком беременности, дородная Дарья лет сорока шести, которая успела уже стать матерью четверым детям и ждала пятого и Милана – стройная брюнетка лет двадцати восьми с фарфоровой кожей, кукольными чертами лица и оленьими глазами. Эти глаза Анне казались такими знакомыми, но она никак не могла вспомнить, где видела такие же. Анне очень нравилась эта скромная девушка. Она любовалась её утончёнными и полными достоинства жестами. Губы Миланы изящно изгибались при улыбке. И эта улыбка тоже казалась Анне до боли знакомой, однако она никак не могла поднять тот плотный пласт сознания, под которым были погребены воспоминания.

Лежать на сохранении – то ещё развлечение. За четыре дня от нечего делать, дамы перебрали почти все темы, на которые могли поговорить беременные женщины, от имён для своих будущих детей до тонкостей грудного вскармливания. Только Милана была немногословна: она внимательно слушала разговоры, улыбаясь нежной незамысловатой улыбкой. Особенно внимательно слушала Анну.