Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная

– Они побоятся.

– Они боятся французов… боятся чехов… боятся словаков… боятся нас.

– Это блеф.

– Конечно, блеф. Где у них вольфрам? Где у них марганец?

– Где у них хром?

– Я расскажу вам одну историю…

– Вот, вот, послушайте, это интересно, Рекс расскажет одну историю.

– …один мой приятель путешествовал на машине по Шварцвальду, только на днях вернулся, и вот он рассказывал мне вчера, пока мы с ним играли в гольф. Едет он, представьте, проселочной дорогой, дорога поворачивает, и он с ходу выезжает на шоссе. А на шоссе – что бы вы думали? Танковая колонна. Тормозить поздно, он вылетает на асфальт и на всем ходу врезается прямо в танк. Ну, думает, крышка… Слушайте, слушайте, сейчас будет самое смешное.

– Сейчас будет самое смешное.

– Он проехал танк насквозь и даже краску с кузова не содрал. Что б вы думали? Танк-то был брезентовый – разрисованный брезент на бамбуковой раме.

– У них нет стали.

– У них нет станков. Нет рабочей силы. Они голодают. У них нет жиров. Их дети болеют рахитом.

– Их женщины страдают бесплодием.

– Их мужчины страдают бессилием.

– У них нет докторов.

– Доктора были евреи.

– Теперь у них туберкулез.

– Теперь у них сифилис.

– Одному моему приятелю говорил Геринг…

– Одному моему приятелю говорил Геббельс.

– Мне говорил Риббентроп, что армия поддерживает Гитлера у власти, пока ему все достается на дармовщину. Стоит ему где-нибудь наткнуться на сопротивление, и все будет кончено. Военные расстреляют его.

– Либералы повесят его.

– Коммунисты разорвут его на куски.

– Он бы уже погубил себя, если бы не Чемберлен.

– Если бы не Галифакс.

– Если бы не сэр Сэмюель Хоур.

– И Комитет 1922 года.

– Мирные обещания.

– Министерство иностранных дел.

– Нью-йоркские банки.

– Все, что нужно, – это твердая разумная политика.

– Сформулированная Рексом.

– И мною.

– Мы дадим Европе твердую разумную политику. Европа ждет, чтобы Рекс выступил с речью.

– И чтобы я выступил с речью.

– И я. Объединим все миролюбивые народы Земли. Германия поднимется, Австрия поднимется. Чехи и словаки не могут не подняться.

– За речь, с которой выступит Рекс, и за речь, с которой выступлю я.

– А как насчет роббера-другого? Виски? Кто хочет толстую сигару, друзья? А вы, парочка, уходите?

– Да, Рекс, – ответила Джулия. – Мы с Чарльзом идем любоваться луной.

Мы закрыли за собою двери на террасу, и голоса заглохли.

Лунное сияние лежало на террасе подобно густому инею, и пение фонтана достигло нашего слуха; каменная балюстрада террасы была как троянские стены, а безмолвный парк лежал внизу, точно лагерь греков, в шатрах которых находилась в ту ночь прекрасная Крессида.

– Несколько дней, несколько месяцев.

– У нас нет времени.

– У нас есть целая жизнь от восхода луны до захода. А потом тьма.

Глава четвертая

– И разумеется, попечение над детьми останется за Селией.

– Разумеется.

– А как насчет Дома священника? Вы ведь едва ли захотите поселиться с Джулией у нас под самым носом. И дети, знаете ли, считают Дом священника своим домом. Робину поселить семью негде, покуда не помрет его дядюшка. А новой мастерской вы ведь, в конце концов, так и не пользовались? Робин только на днях говорил, что там получится замечательный гимнастический зал – хватит места даже для бадминтона.

– Пусть Робин берет Дом священника себе.

– Теперь что касается денег. Селии и Робину, естественно, для себя ничего не нужно, однако имеется еще такая сторона, как обучение детей.

– С этим все будет в порядке. Я поговорю с моими поверенными.

– Ну, по-моему, все, – сказал Мулкастер. – Знаете, видел я в своей жизни разводы, но не помню, чтобы хоть раз все устраивалось так удачно для всех заинтересованных сторон. Всегда, как бы по-дружески люди сначала ни держались, чуть доходит до дела, и выплывают всякие там обиды и счеты. Имейте в виду, я все равно считаю, что последние два года вы иногда обходились с Селией, так сказать, не слишком. Конечно, о родной сестре трудно судить, но, на мой взгляд, она девица что надо, для всякого лакомый кусок – да еще с артистическими интересами, как раз по вашей части. Должен, впрочем, сказать, у вас губа не дура. Я сам всегда был неравнодушен к Джулии. Ну, теперь все обернулось ко всеобщему счастью. Робин уже больше года без ума от Селии. Вы его знаете?

– Смутно. Помнится, такой прыщавый зеленый юнец.

– Ну нет, я бы не сказал. Конечно, он довольно молод, но, самое главное, Джонджон и Каролина от него без ума. У вас двое превосходных детей, Чарльз. Так передайте мой поклон Джулии да скажите ей, что в память о прошлом я желаю ей счастья.

– Я слышал, ты разводишься, – сказал мой отец. – Неужели это так обязательно после всех лет, что вы были счастливы вместе?

– Дело в том, что мы не были особенно счастливы.

– Не были? Вот как? Я отчетливо помню, что видел вас вместе на Рождество и еще удивился вашему определенно счастливому виду. Ломать свой жизненный уклад – это очень хлопотно, уверяю тебя. Сколько тебе сейчас – тридцать четыре? В таком возрасте поздно начинать жизнь сначала, время окончательно остепениться. Каковы твои дальнейшие намерения?