Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная

«Дорогой Чарльз, – писала она, – сегодня утром Себастьян уехал от меня за границу к своему отцу. Перед его отъездом я спросила, написал ли он Вам, и он ответил, что нет, так что это должна сделать я, хотя не знаю, как я смогу выразить в письме то, что не сумела выразить во время нашей последней прогулки. Однако нельзя, чтобы Вы оставались в неведении. Себастьяна исключили из колледжа только на один семестр и согласны взять назад при условии, что он поселится у монсеньора Белла. Пусть он решает сам. Между тем мистер Самграсс любезно согласился взять его пока под свое покровительство. Как только он вернется от отца, мистер Самграсс берет его с собой в поездку по Ближнему Востоку, где мистер Самграсс давно уже хотел обследовать местные православные монастыри. Он надеется, что это может стать новым интересом для Себастьяна.

На Рождество, когда они возвратятся, я знаю, Себастьян непременно захочет увидеть Вас, и мы все тоже. Надеюсь, Ваши планы на будущий семестр не очень сильно расстроились и все у Вас пойдет хорошо.

Искренне Ваша Тереза Марчмейн.

Нынче утром я пришла в садовую комнату и мне было так грустно».

Книга вторая Брайдсхед покинутый

Глава первая

– И как раз когда мы поднялись на перевал, – рассказывал мистер Самграсс, – сзади раздался стук копыт и два солдата проскакали в голову каравана и повернули нас обратно. Их послал за нами генерал, но еще немного, и они бы опоздали. Наступал такой час, когда путешествовать в горах было небезопасно.

Он сделал паузу. Слушатели молчали, понимая, что он хочет произвести впечатление, но не зная, как выразить ему свой интерес.

– Час банд? – рискнула Джулия. – Ну и ну!

Чувствовалось, однако, что этого ему недостаточно. Наконец молчание нарушила леди Марчмейн:

– Но джаз-банды в тех местах, я думаю, не представляют интереса.

– Дорогая леди Марчмейн, бог с вами. Банды разбойников, бандиты. – Рядом со мной на диване Корделия давилась беззвучным смехом. – Горы кишат ими. Отставшие солдаты армии Кемаля, греки, оказавшиеся отрезанными при отступлении. Народ отчаянный, можете мне поверить.

– Умоляю, ущипните меня, – шепнула Корделия.

Я ущипнул ее, и стоны в пружинах дивана смолкли.

– Благодарю, – сказала она, вытирая глаза рукой.

– И вы так и не добрались до этого места – как оно там называется? – сочувственно сказала Джулия. – То-то, наверно, ты был раздосадован, Себастьян?

– Я? – Голос Себастьяна прозвучал из темноты за пределами света, падавшего от лампы, и тепла от горячих поленьев, за пределами семейного круга, в стороне от лотоградий, разложенных для показа на ломберном столике. – Я? По-моему, меня в тот день с ними не было, верно, Сами?

– Да, вы были нездоровы.

– Я был нездоров, – как эхо, повторил он, – поэтому я бы все равно не побывал в этом месте, как оно там называется, верно, Сами?

– А вот это, леди Марчмейн, это караван на заезжем дворе в Алеппо. Это наш повар армянин Бегедбян; а это я верхом на лошади; вот свернутая палатка; а вот один малоприятный курд, который пристал к нам и повсюду упорно за нами следовал… Вот я в Понте, в Эфесе, в Трапезунде, в Крак-де-Шевалье, в Самофракии, в Батуми – разумеется, они у меня еще не разложены в хронологическом порядке.

– Проводники, руины, мулы, – сказала Корделия. – А где же Себастьян?

– Он, – поспешил ответить мистер Самграсс с торжеством, словно ожидая этого вопроса и заранее к нему приготовясь, – держал фотоаппарат. Он сделался завзятым фотографом, как только обучился не заслонять рукой объектив, верно, Себастьян?

Голос из темноты промолчал.

Мистер Самграсс выудил из кожаного планшета еще одну фотографию.

– Вот группа на террасе отеля «Святой Георгий», снятая в Бейруте уличным фотографом. Вон Себастьян.

– Позвольте, да ведь это Антони Бланш! – воскликнул я.