Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная

«Голубчик Чарльз, – писала она, – мне было так ужасно грустно, когда Вы уехали. Могли бы зайти попрощаться.

Мне все известно о Вашем позоре, и я пишу Вам, чтобы сообщить, что я тоже опозорилась; утащила у Уилкокса ключи и достала Себастьяну виски и была застигнута на месте преступления. Ему было очень нужно. По этому поводу был (и еще не кончился) грандиозный скандал.

Мистер Самграсс уехал (хорошо!), и, по-моему, тоже с позором, хотя за что, непонятно.

Мистер Моттрем пользуется благосклонностью Джулии (плохо!) и собирается увезти Себастьяна (очень, очень плохо!) к какому-то немецкому доктору.

Черепаха Джулии пропала. Мы думаем, что она зарылась в землю – они ведь зарываются? – так что прощай изрядный куш (выражение мистера Моттрема).

Я чувствую себя превосходно.

С приветом, Корделия».

Примерно через неделю после получения этого письма я как-то вернулся с этюдов домой и застал у себя в квартире Рекса.

Было около четырех часов, помнится, свет в студии в это время года уже начинал меркнуть. Когда консьержка объявила, что меня дожидается один господин, я по выражению ее лица сразу понял, что наверху моему взору откроется нечто внушительное; у нее был особый дар выражать всевозможные градации возраста и привлекательности посетителя; на этот раз речь, как видно, шла о весьма важной персоне, и действительно, Рекс, стоявший у окна в своей тяжелой дорожной шубе, выглядел в высшей степени барственно.

– Вот так так, – сказал я. – Здравствуйте.

– Я приходил сегодня утром. Мне объяснили, где вы обычно обедаете, но там вас не было. Он у вас?

Мне не было нужды спрашивать, о ком идет речь.

– Значит, он от вас тоже улизнул?

– Мы приехали вчера вечером и должны были сегодня сесть в поезд на Цюрих. После ужина я оставил его у «Лотти», потому что он пожаловался на усталость, и сам зашел в Клуб путешественников перекинуться в картишки.

Я заметил, что даже в разговоре со мной он старается оправдаться, словно репетирует некое еще предстоящее ему объяснение. «Пожаловался на усталость!» Я не представлял себе, чтобы Рекс позволил полупьяному юнцу помешать ему провести вечер за картами.

– А когда вернулись, его не оказалось?

– Напротив. Уж лучше бы так. Когда я пришел, он еще не ложился, сидел в номере. В клубе мне подряд несколько раз крупно подвезло, и я отхватил изрядный куш. И пока я спал, Себастьян увел его целиком. Оставил только два билета первого класса до Цюриха, засунул за раму зеркала. Без малого три сотни, черт бы его подрал!

– И теперь находится неизвестно где?

– Вот именно. Вы его случайно не прячете?

– Нет. Мои дела с этим семейством кончены.

– А мои, сдается мне, только начинаются, – вздохнул Рекс. – Послушайте, мне надо о многом переговорить с вами, а я обещал одному типу в клубе дать отыграться. Вы не поужинаете со мной?

– Хорошо. Где?

– Я обычно езжу к «Чиро».

– Почему не к «Пейяру»?

– Не слыхал о таком. Плачу я, имейте в виду.

– Имею. А я буду заказывать.

– Сговорились. Как, вы говорите, это место называется? – Я написал ему название ресторана. – Там можно наблюдать туземные нравы?

– Да, в каком-то смысле.

– Ну что ж. Это интересно. Закажите что-нибудь посмачнее.

– Я так и собираюсь.

Я приехал на двадцать минут раньше Рекса. Если уж мне предстояло провести вечер в его обществе, я намерен был по крайней мере провести его на свой вкус. Хорошо помню тот ужин – суп из oseille[23], морской язык, отваренный в белом винном соусе, caneton à la presse[24], лимонное суфле. В последнюю минуту, боясь как бы все это не показалось Рексу слишком простым, я прибавил caviar aux blinis[25]. Что до вина, то я дал ему возможность угостить меня бутылочкой «Монтраше» 1906 года, тогда в самой поре, а к утке – «Кло де Бэз» 1904 года.