Возвращение в джунгли

– Я восхищаюсь вашей верностью прошлому, – отвечал д'Арно. – Но наступит час, когда вам захочется вернуть себе свои права. Запомните то, что я говорю, и будем надеяться, что и тогда это будет также легко осуществимо, как сейчас. Вы не должны забывать, что только два человека в мире – профессор Портер и м-р Филандер могут клятвенно подтвердить, что маленький скелет, который был найден в хижине вместе со скелетом вашего отца и вашей матери, был скелетом детеныша антропоидной обезьяны, а не потомка лорда и леди Грейсток. Это свидетельство весьма важно. Оба они уже не молоды, может быть недолго проживут. А, кроме того, вам разве не приходило в голову, что, узнай мисс Портер истину, она бы порвала с Клейтоном? Вы могли бы иметь богатство, титул и женщину, которую вы любите, Тарзан. Неужели вы об этом не подумали?

Тарзан покачал головой.

– Вы не знаете ее, – промолвил он. – Ничто не могло бы сильнее связать ее, чем удар судьбы, обрушившийся на Клейтона. Она родом из старинной южно-американской семьи, а южане гордятся своей верностью друзьям в несчастье.

Первые три недели Тарзан употребил на то, чтобы возобновить свое прежнее мимолетное знакомство с Парижем. Днем он посещал библиотеки и бродил по картинным галереям. Он буквально пожирал книги, и мир возможностей, которые раскрывались перед ним в этой области культуры, приводил его в трепет, когда он думал, какие ничтожные крохи общей суммы человеческих знаний может усвоить отдельный индивидуум, даже если он всю жизнь посвятит исследованию и изучению; однако, он учился, сколько мог, днем, а по ночам искал отдыха и развлечений, причем, конечно, и для ночных его занятий Париж представлял ничуть не менее богатое поле.

Если он выкуривал слишком много папирос и выпивал слишком много абсента, то он делал это потому, что брал цивилизацию такой, какая она есть, и что так делали, как он убедился, все его цивилизованные братья. Жизнь эта манила его новизной, возбуждала его; к тому же, в сердце у него жила большая печаль и большое желание, которое никогда не может быть утолено, – и он старался в этих двух крайностях – работе и развлечениях – уйти от прошлого и свыкнуться с мыслью о будущем.

Однажды вечером он сидел в мюзик-холле, потягивая абсент и любуясь пляской русской танцовщицы, как вдруг он поймал быстро скользнувший по нему взгляд двух злых черных глаз. Человек отвернулся и смешался с толпой у выхода раньше, чем Тарзан успел его хорошенько рассмотреть, но он остался в уверенности, что не в первый раз видит эти глаза и что не случайно они следили за ним весь вечер. Уже некоторое время у него было смутное ощущение, что за ним следят, и, повинуясь сильному в нем животному инстинкту, он обернулся и перехватил устремленный на него взгляд.

Еще до ухода из мюзик-холла Тарзан совершенно забыл о происшедшем, не обратил он внимания и на подозрительного субъекта, который глубже отодвинулся в тень подъезда на противоположной стороне улицы, как только Тарзан вышел из ярко освещенного здания.

Тарзан и не подозревал, что его не раз провожали таким образом и из этого, и из других мест развлечений. Но он никогда почти не бывал один. На этот раз д'Арно был приглашен в другое место, и Тарзан шел один.

Когда Тарзан повернул в том направлении, каким он всегда возвращался домой из этой части города, следивший за ним с противоположного тротуара выскочил из засады и быстро побежал вперед.

Тарзан привык проходить улицей Моль по ночам. Тихая и темная, она больше напоминала ему родные джунгли, чем шумные и блестящие окрестные улицы. Если вы хорошо знаете Париж, вы вспомните узкую, не внушающую доверия улицу Моль. Если вы не знаете Парижа, вам стоит только спросить полисмена, и вы услышите, что нет другой улицы в Париже, которую следовало бы старательней обходить с наступлением темноты.

В эту ночь Тарзан прошел пролета два в густой тени грязных старых зданий, окаймляющих невзрачную улицу, как вдруг услышал крики и вопли о помощи, доносившиеся из третьего этажа противоположного дома. Голос был женский. Не успело умолкнуть эхо первого вопля, как Тарзан бросился вверх по лестнице и вдоль темного коридора, туда, где требовалась помощь.

В конце коридора на третьем этаже одна дверь была чуть приоткрыта, и из-за двери слышался тот же голос, что заставил его броситься сюда.

Еще миг – и он стоял в середине слабо освещенной комнаты. Керосиновая лампа горела на высокой каминной полке, отбрасывая тусклый свет на полдюжины отвратительных фигур, – мужчин, за одним исключением. Женщине было лет тридцать. Лицо ее, носящее отпечаток беспутной жизни и дурных страстей, сохранило все-таки следы былой миловидности. Она стояла, прижавшись к стене, с рукою у горла.

– Спасите, мсье, – крикнула она глухо, когда Тарзан вошел в комнату. – Они хотели убить меня.