Возвращение в Эдем. Книга 1

Пессимизм Дэна, однако, не получил подтверждения. К его великому облегчению, изуродованные участки на лице и теле Тары представляли собой главным образом толстые рубцы, вызванные глубокими ранами. С растущим оптимизмом он стал делать тонкие, точные разрезы, аккуратно исправляя повреждения, и вокруг него как хорошо отлаженная машина молчаливо работала группа его помощников в зеленых халатах. Поврежденное веко и повернутый вниз уголок ее губ потребовали от него собрать все свое умение и до предела сосредоточить внимание. В конце дня, когда он наконец снял резиновые перчатки с рук, они начали дрожать от усталости.

Такого никогда еще с ним не бывало за все годы его работы хирургом. Несколько часов спустя, освежившись под душем и отдохнув, Дэн все еще продолжал размышлять о том, что же это могло значить. Разгадка была проста: эта пациентка была для него важнее остальных. А он по-прежнему ничего не знал о ней! Поддавшись внезапному порыву, он поднял телефонную трубку:

— Алло, говорит доктор Маршалл из клиники на Орфеевом острове. Я хотел бы поговорить с сержантом Джонсоном.

Во время последовавшей за этим паузы Дэн слышал в ночной тишине биение собственного сердца.

— Алло, Сэм! Говорит Маршалл, Дэн Маршалл. Не могли бы вы проверить для меня, не числится ли один человек у вас в розыске? Нет, не из числа моих друзей. Это одна моя пациентка. У нее временная амнезия — потеря памяти… Да. конечно — рост примерно пять футов восемь дюймов, вес сто тридцать фунтов, шатенка с голубыми глазами…

Позже, во время вечернего обхода, он еще раз проверил ее данные. «Кто вы? — молча спросил он лежавшее без сознания забинтованное тело. — И известно ли это вам самой, Тара?»

Грег Марсден не испытывал никаких сомнений, выезжая на автостраду, ведущую из города в сторону Хан-терс-Хилл. Он был уверен, что вел себя достаточно умно и осторожно. По прошествии такого срока светский визит в дом лучшей подруги жены с целью узнать, как она себя чувствует, не должен вызвать никаких пересудов. Какая жалость, что Филип опять уехал в Нью-Йорк и он его не застанет дома. Грег усмехнулся. Он вовсю гнал свой «роллс-ройс», чтобы поскорее проехать унылые пригороды Сиднея, пока не подъехал к огромному пролету моста Глэйдсвилл, изящно перекинутого через реку Парраматта. Дальше дорога пролегала через зеленый район, и ехать по ней было сплошное удовольствие. Он свернул налево с автострады, затем повернул направо, переехал через мост и через мгновение был на месте.

— Боже мой! Грег!

Джилли вылетела из дома, как только со стороны подъездной аллеи послышался шум машины.

— Эй, детка! Дай мне хотя бы выключить двигатель.

— Ох, Грег, как же я по тебе соскучилась! Я ведь просто сходила с ума в полном одиночестве!

Грег посмотрел на нее. В ее облике в самом деле была какая-то сумасшедшинка. Ее кошачье лицо в форме сердечка раскраснелось, а зрачки широко распахнутых желтых кошачьих глаз расширились. Грегу этот легкий налет безумия показался очень привлекательным. Им стало овладевать возбуждение. Он огляделся вокруг. Большой старый дом был целиком в тени вековых деревьев, и их здесь никто не мог видеть. Он протянул к ней руку и провел тыльной стороной ладони по ее груди, а затем взял ее за талию и притянул к себе, прижавшись телом к мягкой плоти над ее бедрами. Она почувствовала, как он возбужден, и едва не зарыдала от охватившего ее желания.

— С возвращением тебя, детка, — сказал он. — Пойдем в дом.

Первая серия операций, сделанных Таре Уэллс, несомненно оказалась успешной. Дэн позволил себе насладиться чувством профессиональной гордости и удовлетворения. Однако эти операции пока носили в основном пробный характер и представляли собой то, что Дэн про себя называл «расчисткой почвы». Настоящая работа — создание нового лица — была еще впереди. Он знал, что для пациента это было самой худшей стадией, когда предстоит перенести всю боль повторных операций, а результатов пока никаких не видно. В волшебном климате Орфея раны заживали быстро, но из-за жары неудобства, связанные с необходимостью терпеть на себе огромное количество бинтов, переносились особенно тяжело. Хотя Дэн привык иметь дело с людьми, способными не моргнув глазом выносить тяжелые удары судьбы, стоицизм Тары произвел на него чрезвычайно глубокое впечатление.

— Болит? — спросил он ее как-то после осмотра. Не в силах говорить, она махнула рукой:

— Да так, не очень.

— Ну уж не скажите. Здесь должно быть чертовски больно.

Она не шевельнулась.

— Что же, мы что-нибудь дадим вам, чтобы стало полегче. Очень важно, чтобы вы хорошо спали. Я скажу Лиззи, чтобы она принесла вам что-нибудь болеутоляющее.

Отгороженная от внешнего мира сплошной белой стеной бинтов, Тара услышала озабоченность в его голосе. «Он неравнодушен ко мне», — подумала она, и в сердце ее проросло крошечное зернышко радости. Эта мысль была для нее в тысячу раз сильнее любого лекарства. Вскоре ей принесли болеутоляющее средство, но она от него отказалась.