Возвращение в Эдем. Книга 2 (др. изд.)

Выпрямившись, он взял с полки фонарь «летучая мышь», зажег его и подвесил на потолочной балке прямо над кроватью, на которой лежала женщина. При его золотистом свете он отыскал старую жестянку, открыл ее и выудил оттуда кетгут и большущую иглу. Несколько мгновений он молча всматривался в женщину, и в его проницательных голубых глазах светилась жалость. Затем он принялся за дело. Лучше закончить его прямо сейчас, пока она пребывает без сознания. Наклонившись, он бережно и с величайшей осторожностью стал сшивать вместе ошметки порванной и изуродованной кожи.

– А-а-а! – Она вздрогнула, застонала и вскинула руку, чтобы схватить его за плечо. Дейв, не обращая на это внимания, продолжал заниматься своим делом.

– Держись, девочка, держись, – шептал он. – Осталось немного. Старина Дейв все сделает как надо, не волнуйся.

Наконец дело было сделано. Усевшись, он потер уставшие глаза. Затем поднялся, сунул руку в кувшин подле кровати и щедро смазал ее раны густой желтой мазью. Задолго до того как он закончил, она вновь провалилась в беспамятство. Позволив мази высохнуть, он осторожно укрыл ее, по-матерински подоткнув одеяло, и еще долго сидел рядом, пока и его не сморил сон.

Стефани так никогда и не узнала, сколько времени провела на грани между жизнью и смертью, то выныривая из беспамятства, то вновь проваливаясь в него в тумане боли. Далеко не сразу она сообразила, что чья-то жилистая рука осторожно поддерживает ей голову, поднося ко рту питье, а потом разглядела и исполненное доброты лицо, которое время от времени появлялось перед ее взором, и ощутила рядом с собой чье-то надежное присутствие, не покидавшее ее ни днем, ни ночью. Когда глаза ее привыкли к полумраку, она разглядела захламленную жалкую обитель, крышу, низко нависающую над головой, и старика, сидевшего рядом с нею, в глазах которого светилось сострадание.

– Как ты себя чувствуешь, девочка? – негромко спросил он. – Рад, что ты очнулась. Я не был уверен, что ты выкарабкаешься. Меня зовут Дейв Уэллс. Пожалуй, это все, что тебе нужно знать сейчас. Вот, глотни капельку и отдыхай.

Дни шли за днями, и он понемногу посвящал ее в ход произошедших событий, большинство из которых она никак не могла связать воедино, потому что в памяти у нее зияли провалы и она просто не знала, кто она такая и что с нею сталось.

– Я вытащил тебя из реки чуть больше недели назад. Это просто чудо, что ты осталась жива. У этих старых крокодилов-здоровяков есть привычка прикапывать свою добычу, перед тем как съесть ее, и, если бы я не выхватил тебя у него из кладовки, тебя бы здесь не было и рассказывать об этом мне было бы некому… У тебя сломана челюсть, поэтому не пытайся говорить. Молчи, и тогда все заживет. Эту истину я узнал на своей шкуре, когда работал на опаловых рудниках в Кубер-Педи, много лет назад… а теперь сделай глоточек ради старого Дейва, вот так…

Мало-помалу силы возвращались к ней, однако сознание и память все еще отказывались восстанавливаться. Как-то раз она нашла в себе достаточно сил, чтобы осмотреть себя, и обнаружила, что одета в мужские рубашку и штаны.

– Это – моя одежда, – пояснил Дейв. – От твоей остались одни лохмотья. Я сохранил их, чтобы ты могла вспомнить о том, кто ты такая.

Но вид перепачканных засохшей грязью и кровью обрывков ткани ничего не говорил ей.

– Ты не хотела бы немного пройтись?

Боль стала ее постоянной спутницей. Медленно, опираясь на сильную загорелую руку старого Дейва, она вновь училась ходить. По ночам, лежа в постели, она ощупывала кончиками пальцев свои затянувшиеся раны – шрамы на лице, шее и горле, корочку подсохшей крови на боку, уродливые разрывы на плече и груди, жуткие рубцы на бедре. Дейв подбадривал ее как только мог.

– Ты выздоравливаешь, девочка, – уверял он ее. – У тебя крепкий организм. А у меня есть отвар для заживления ран, рецепт которого подсказал мне мой приятель-абориген. Он делает его из глины и цветов. Пованивает маленько, зато действует безотказно. Видишь, воспалений нет нигде.

Как-то раз Дейв появился у ее кровати весьма довольный собой и одарил ее лукавой улыбкой.

– Сегодня я еду в город, – сообщил он ей, – в это скопище трущоб, что дальше по дороге. Надо купить тебе какую-нибудь одежду. Мы уже скоро поставим тебя на ноги. Чем скорее ты выздоровеешь, тем быстрее сможешь связаться с семьей и друзьями. А теперь ни о чем не беспокойся. Я отлучусь на несколько часов. Вернусь до наступления темноты.

После того как Дейв ушел, она долго лежала на кровати, ломая голову над тем, что означали его слова. Семья? Друзья? Почему ей становится страшно от этих слов и единственным безопасным местом ей кажется эта жалкая хижина? Откуда она родом? Кто она вообще такая? «А ведь я даже не знаю, как выгляжу», – с глухим отчаянием думала она. В хижине Дейва не было ничего похожего на зеркало. «Кто я?» – молоточками стучало у нее в висках.