Возвращение в Египет

Напряжение веры, что родилось между этими двумя полюсами, было таким, что как нож вспороло даже представления, которые раньше числились незыблемыми. В частности, невозможность для человека, какие бы страдания ни выпали на его долю, наложить на себя руки. Потому что всё это испытания, и они попущены Господом, это твоя чаша зла, и она еще не выпита до конца, твоя ноша, сбросить ее, отказаться нести дальше — то же, что отказаться от самого Господа. Но когда (еще при Алексее Михайловиче) за совращение и раскол стали казнить, когда за требы, совершаемые священниками, не отступившими от старой веры, за причастие и крещение стали убивать, в лучшем случае ссылать в Сибирь (позже, при Петре I, отправляли на галеры, урезали несчастным языки, вырывали ноздри, били их кнутом, потом, при Елизавете, едва гонения ослабли, бессчетное число староверов потянулись из-за Урала обратно, они шли или их несли, безъязыких и без ноздрей, с ногами, перетертыми цепями, и руками, изувеченными во время пыток, сломанными спинами), далеко не самый радикальный из раскольничьих учителей протопоп Аввакум стал приветствовать гари, в которых староверы тысячами, вместе с женами и детьми, сжигали себя, не желая жить под властью антихриста. Одобряя самосожженцев, он писал: «Русачки же миленькия не так! — во огнь лезет, а благоверия не предает…», а еще раньше: «Добро почитати сожженных за правоверие отец и братий наших» — и дальше: «В место образная их не поставляем, дондеже Бог коего прославит… а до тех (времен) сожженных кости держим в честном месте, кажение и целование приносим пострадавшим за Христа Спаса».

И почти что уже в наше время Аввакуму вторил вполне светский Кельсиев: «Раскольничество делает честь русскому народу, доказывая, что… каждая умная мужицкая голова сама хочет проверить догматы веры, сама помышляет о истине — что русский человек сам, один-одинехонек, на свой салтык и свою ответственность правды ищет, а какую найдет, по той и пойдет, не пугаясь ни костра, ни пещеры с заваленным выходом, ни оскопления, ни даже человеческих жертв и людоедства…» И другие вещи удивляют меня по сей день. Например, возможно, ты обращал внимание — когда читаешь о староверах, это как на ладони, — что любая попытка не меняться, когда мир вокруг тебя на всех парах куда-то спешит, запускает страшный по интенсивности, главное — неостановимый механизм мутаций. Какое-то совершенно революционное правосознание. Так и жесткое следование логической формуле — мир есть абсолютное зло, потому его законам подчиняться не следует, — сделало веру скачущей во весь опор. Путь, который прошли разные старообрядческие толки за двести — двести пятьдесят лет, будто проделан на тройке, которая несется сама по себе без кучера — он где-то свалился с облучка — и вот она скачет, скачет под гору, и некому ее остановить.

Да и кого держать, кто кого гонит, тащит в пропасть: кони экипаж или теперь уже сам экипаж несчастную упряжь? Понимание мира как бесконечного и безысходного зла, которое нельзя ни исправить, ни простить, оставляло для праведности последнюю надежду — Апокалипсис, Страшный Суд. Люди, исповедующие такую веру, ждут Божьего суда без трепета, они как бы всегда к нему готовы, больше того, не сомневаются, что живут на его пороге. Они молят о конце времен как об избавлении, ловят любые мало-мальски верные известия о Спасителе и ищут их и в книгах, и в жизни. Что, наверное, самое поразительное — готовность этой веры пойти на всё, только бы приблизить второе пришествие Христа и его схватку с дьявольским воинством, переполняет ее последователей кипящей энергией, благодаря чему, пока суд да дело, они и в обычной, мирской жизни не знают себе равных.

Коля — дяде Артемию

Готовься, это может быть и сотня страниц. Причем тогда для заявки я по необходимости всё отделывал, строил и приводил в систему, сейчас же пишу, как помню.

Коля — дяде Артемию

Ты просил описать мои трудовые будни, это несложно, скрывать, в общем, нечего. За ближайшие десять дней мне надо разбить главную клумбу города, как я говорил, перед зданием горсовета. Я уже и так запоздал, а лето в здешних местах короткое, могу вообще не успеть. Пока сделан лишь план, где и что буду сажать. Как на старых московских картах, разноцветные кольца и радиусы. У каждого цветка свой норов, свой режим питания, поэтому смесь из органики и минеральных удобрений для каждого сектора придется делать под заказ. И со сроками надо подгадать, чтобы распустились не одновременно, чтобы одни уже отгуляли свое, отцвели и осыпались, а другие только выбрасывают бутоны.