И потом он жалел, что не позвал Санька, веселого библиотекаря в бакенбардах, мечтающего после армии стать товароведом - да, товароведом, простым советским товароведом в Минске или любом другом столичном городе, да даже и не в столичном, у товароведа весь мир столица, товароведение - это такая любопытная штука, нечто вроде лампы Аладдина; хорошо бы еще получить какой-нибудь орден, товароведение - опасное занятие, чреватое неприятностями, а говорят, орденоносцы первые подпадают под амнистию... "Нет, кроме шуток, я люблю товар, вещи. В них есть что-то классное. Я люблю их гладить. Они похожи на аккумуляторы". До того как попасть в библиотеку, Санек трудился помощником в полковом магазине. Как-то проштрафился - и вылетел. Его перевели в пехоту. Но он как-то вывернулся и стал библиотекарем. Чем-то он был симпатичен Костелянцу. Нет, книг он не читал, презирал писак, даже именитых: "Туфта". Но он был наблюдателен, умен, крайне дерзок с офицерами. В нем было что-то упрямое, несгибаемое. За свои выходки он не раз кормил вшей на "губе". Будучи еще "молодым", он не отдавал тягостную дань традициям, с первых дней службы занял неколебимую позицию как бы постороннего. Как ему это удавалось? Костелянец тоже попытался - сразу был показательно избит. Утром - еще раз. И вечером. Это могло бы продолжаться каждый день, если бы он не смирился. В разведроте таких штучек не терпели. Но дело все-таки не в этом. Загадочен характер любого человека. Отчего-то Санек попал не в разведроту, а на почту. Это надо уметь - сразу стать почтарем. Потом помощником в магазине. И он не был трусом. Когда колонну обстреляли на перевале за Газни, будущий товаровед действовал четко, не суетился напрасно: залег на обочине, передернул затвор и открыл ответный огонь - это было у него в первый раз. И потом он не выглядел чрезмерно возбужденным, улыбался, поглаживая небольшие "унтерские" усики. Просто Санек не хотел и не мог быть ослом. И почему-то это ему удавалось.
Уходя все дальше от садика с арыком, Костелянец чувствовал себя ослом. Все равно идущая следом пехота найдет ее. Журчащая тихо вода вокруг ее бедер будоражила воображение.
Иногда все, происходящее здесь, представлялось Костелянцу одним долгим, грандиозным сном. А во сне чего только не бывает? Там происходят самые невероятные вещи. Во сне он, конечно, вернулся бы. Должен ли человек отвечать за свои сны?
Наверное, у десантника до армии была женщина, слишком он разволновался. Костелянец имел лишь опыт как бы случайных касаний ну и двух-трех поцелуев. Об этом много было разговоров в школе, в университете, и женщина казалась понятной глупышкой. Но вот ты оставался с ней наедине - и терялся от ее взглядов. В этих взглядах было что-то невероятное, всеобщее, можно сказать, вселенское: сама вселенная испытующе взирала на тебя - и как же тут остаться безбоязненным.
Они отправились дальше и нашли дом, квартиру, позвонили. Никто не открывал. Они вышли во двор, сходили в магазин, купили воды, сигарет, чего-то перекусить, вернулись, поднялись на четвертый этаж и снова позвонили. Потом сидели во дворе, пили газировку, ели. Еще раз взошли на четвертый этаж. И вдруг открылась соседняя дверь. Молодая черноволосая женщина в цветном халатике приветливо поздоровалась с ними и сказала, что давно заметила их...
- Служите вместе с Валерой? - осторожно спросила она.
- Да, - ответил Серега.
- Что-то... случилось? - еще тише спросила она.
У Костелянца мурашки побежали по спине.
- Нет, - ответил Серега. - Надо передать кое-что.
- Дядя Коля в поездке, тетя Фруза придет позже, - сказала женщина и шире открыла дверь. - Так что посидите у нас, заходите.
Но Серега шарахнулся, забормотал, что им надо еще кое-куда. Костелянец с трудом оторвал взгляд от ее оголенных плеч, лоснящихся теплым светом. "Какого дьявола?! - воскликнул он в сердцах на улице. - Куда нам еще надо?" - "Никуда, - буркнул мрачный Серега. - Ты что, не видел, там в кресле, в синем трико, с газетой ее мужик?" - "Ну и что", - откликнулся Костелянец. Но и сам уже почел приглашение молодой женщины не столь заманчивым.
Вечером они шли к дому и на противоположной стороне улицы заметили какую-то женщину, обычную женщину, одетую по ташкентской моде в пестрое легкое платье, косынку. Она куда-то спешила с авоськой и вдруг обернулась соляным столпом, увидев их. Она стояла и смотрела.
Они прошли дальше, пересекли дорогу, вошли во двор; подходя к подъезду, увидели выглядывающую издали все ту же женщину. Вошли в дом. Поднялись. Позвонили. Никто не открыл. Снизу раздались шаги, Костелянец с Серегой посмотрели вниз, - по лестнице поднималась женщина с авоськой и тоже смотрела - вверх.
Это была мать.