Возвращение в небо

- Товарищи, перелетаем в Сталинград... - Выдержав паузу, он продолжал: Маршрут - Тула, Тамбов, Саратов, Сталинград. За Саратовом возможны встречи с противником. Не исключено, что на пути к аэродрому придется вести бои.

Назвав ведущих эскадрилий, командир полка приказал назначить ведущих звеньев и проложить на картах маршруты. Затем установил срок готовности.

Все занялись картами.

- Какой конечный пункт? - спросил кто-то из летчиков у нашего комэска Рязанова.

- Полевой аэродром... - быстро ответил комэск. Николай Тильченко заметно оживился, услышав это название.

- Могу дать точные справки относительно ориентиров, - возбужденно сказал он. - Мы с Лавриненковым летим туда, как домой.

Перед вылетом в эскадрилье побывали командир полка и комиссар Миронов.

Комиссар взволнованно рассказал о трудной обстановке, сложившейся в Сталинграде. А через несколько часов мы собственными глазами увидели окутанный дымом, пылающий Сталинград.

Я мысленно похвалил Николая Тильченко, успевшего рассказать товарищам о полевом аэродроме. Окна, которые время от времени появлялись в сплошной дымовой завесе, позволяли определить основные ориентиры: трубы завода имени Октябрьской революции, элеватор, длинные цеха тракторного. И все же нам с Николаем было легче, чем остальным, ориентироваться в обстановке. Мы помнили силуэт города и цепко держались рукава Волги - небольшой речки, вблизи которой находился отведенный нам аэродром. Внимательно приглядываясь к земле, на каждом километре которой шли бои, я не забывал следить за тем, что происходило в воздухе.

Нам было ясно, что на земле, на каждом ее километре, разгоралась битва с врагом. А что происходит в небе? Как и все летчики, я в те минуты переживал не за себя, а за техника, который сидел в "яке" за спинкой кабины. Для того чтобы сразу после посадки наш полк мог вести бой, мы забрали наших техников и мотористов с собой. Что ожидало бы наших верных фронтовых друзей, напади на нас "мессершмитты"?

Наконец показался аэродром. Летное поле было плотно заставлено самолетами. Один край аэродрома бугрился капонирами, а на другом краю тысячи людей сооружали новые укрытия и маскировочные приспособления.

Дождавшись очереди, я сделал два круга над аэродромом и пошел на посадку. Выпустил шасси и вдруг увидел, как на меня (я шел последним) заходят два "мессера". Меня бросило в жар: гитлеровцы вот-вот расстреляют мой тяжелый, повисший на крыльях самолет. Какой истребитель пропустит возможность свалить противника на посадке или на взлете, когда он не имеет скорости и практически почти беззащитен!

Первая мысль была: убрать шасси. Сделав это, я дал полный газ, а скорости - никакой. В какую-то долю секунды я все же успел бросить машину в сторону. Пулеметная очередь пронеслась рядом.

Но опасность еще не миновала. В баках моей машины кончалось горючее остаток его уже не показывали приборы. Мотор делал последние обороты.

Когда же я вторично выпустил шасси, одно колесо не стало на замок. Очевидно, пулей все-таки задело воздухопровод.

Раньше мне уже приходилось сажать самолет на одно колесо, и все кончалось благополучно. На этот раз ситуация была более сложной, ведь в машине кроме меня находился техник. Стало быть, я рисковал не только своей жизнью...

Машина не подвела меня. Немного пробежав на одном колесе, "як" начал клониться в сторону неисправного шасси. Главное было удержать его в таком положении, чтобы он не задел крылом о почву. И это удалось сделать. Самолет легко зацепил винтом землю, когда совсем упала скорость, и остановился. Выбравшись из машины, мы с техником первым делом внимательно осмотрели ее и убедились, что ремонт предстоит совсем несложный.

 

Сталинград - рубеж жизни

Плоская, как стол, равнина в районе базирования являлась идеальным местом, где без труда можно было разместить десятки аэродромов. Их здесь и было немало. Наша площадка, плотно заставленная самолетами, видимо, была основной. Гитлеровская разведка уже засекла ее и постоянно держала под наблюдением.

"Мессершмитты" шныряли над нами на большой высоте. Навстречу им каждый раз устремлялись краснозвездные истребители, завязывали бои. Нельзя было допустить, чтобы в пятидесяти километрах от фронта, в нашем тылу, господствовала в воздухе фашистская авиация.

Так было и в тот день, когда после всех злоключений трактор затянул наш "як" в капонир. Над головой у нас строчили пулеметы, слышались глухие залпы пушек. В стороне от аэродрома падали подбитые самолеты. Нас с техником, хлопотавшим у поврежденного "яка", сначала все подавляло, заставляло втягивать голову в плечи. Но прошло каких-нибудь полчаса, и мы свыклись с обстановкой, работали, ни на что не обращая внимания. Однако одно событие все же отвлекло нас от дела.

Неизвестно как и откуда к нам пробился транспортный "Дуглас". Стал заходить на посадку. А тут, чего и следовало ожидать, на эту совершенно беззащитную махину набросились два "мессера". Посланные ими снаряды вспороли землю прямо возле нашей стоянки, заставили нас бросить инструмент, прижаться к земле.