Читаем Возвращение в небо полностью

— На таком «мессере» я согласен хоть сегодня вернуться в Париж! воскликнул он.

— Если бы фашистские зенитки не угощали нас горячим свинцом, — дополнил кто-то из его друзей.

Подогреваемая снизу бетонированная полоса была всегда чистой и сухой, поэтому оба наших полка могли взлетать в любую погоду. На Кенигсберг ходили в те дни и «петляковы», и «Ильюшины», и даже транспортные Ли-2. Все они засыпали бомбами защищенные бетоном и железом вражеские артиллерийские батареи. Этим же курсом летали и наши полки. Навстречу нам с последних аэродромов, расположенных в районе окружения, то и дело поднимались «Мессершмитты» и «Фокке-Вульфы». Взлетая в сторону моря, они набирали высоту, а затем из-за облаков или со стороны солнца нападали на наших бомбардировщиков. Мы старались перехватить вражеские машины еще над морем, но иногда они прорывались сквозь заслоны. Однако в любом случае бои проходили быстротечно. Фашистские истребители, завидев нас, убирались, давая возможность вести огонь своим зенитчикам. Кстати сказать, ни до ни после я не встречал такой плотности зенитного огня, как над Кенигсбергом.

…Только что за горизонтом скрылась эскадрилья «лавочкиных» — ее повел гвардии старший лейтенант Николай Киреев, воспитанник Амет-Хана и его заместитель. Поддерживая связь с Киреевым, мы с аэродрома следили за командами ведущего и обстановкой в воздухе. Киреев сообщил товарищам, что видит истребителей противника, дал команду подтянуться, приготовиться к бою и попросил прикрыть его. Потом вдруг стали слышны голоса других летчиков, а Киреев почему-то умолк.

Тем временем с аэродрома взлетели шесть «Яков» наших соседей. Они тоже взяли курс на Кенигсберг. У летчиков полка «Нормандия-Неман» свой, отдельный район патрулирования, но, если Кирееву придется тяжело, они тут же нарушат «границу» и вступят в бой с вражескими истребителями.

Все произошло так, как мы предполагали. Французские летчики бросились на выручку своим русским друзьям…

Вот и возвращается наша группа. Машины по одной заходят на посадку. Первым садится самолет, появившийся над аэродромом последним. Его пропускают все остальные. Еще невозможно разглядеть бортовой номер. Чья машина? Самолет вдруг как бы проваливается, зависает на миг у самой земли, потом ударяется колесами, снова взмывает, но, сохранив равновесие и направление движения, опять касается бетонки, катит по ней.

Это «лавочкин» Киреева! Он остановился совсем не там, где положено, и мотор сразу заглох. Фонарь не открывался. Летчик с места не поднимался. Что это значит?

Я на эмке обогнал санитарную машину и вскочил на крыло самолета.

Сколько раз мне приходилось видеть кровь своих товарищей! Но особенно тяжело было увидеть ее разбрызганной по кабине только что приземлившегося истребителя.

Зенитный снаряд, пробив борт машины, разорвался прямо перед глазами летчика. Каким чудом Киреев остался жив, как он удержал штурвал, казалось просто загадкой.

Тяжело раненного летчика мы перенесли в санитарную машину, и она тут же умчалась. Теперь необходимо было убрать с полосы «лавочкина», ибо с минуты на минуту должны появиться «нормандцы». Я отдал соответствующее распоряжение, и мы вернулись на КП, чтобы сформировать новую группу для полета на злополучный Кенигсберг. Едва переступили порог, как опять раздался пронзительный звук сирены санитарной машины. Он донесся с противоположной стороны летного поля. Значит, и там садился подбитый истребитель… У меня похолодело сердце. Я знал, как болезненно переживали французские летчики каждое ранение друга, а тем более его потерю.

Через несколько минут стали известны подробности трагического события у наших соседей. В кабине Ревершона также разорвался снаряд. Пилоту перебило ногу и ранило в руку. И все же он посадил самолет. Но при ударе о землю покалечился еще сильнее. В очень тяжелом состоянии его вслед за Киреевым отправили в госпиталь.[12]

Прижатая к морю и разрубленная на три отдельных окруженных группировки, немецко-фашистская армия в Восточной Пруссии продолжала оказывать упорное сопротивление, а иногда переходила в контратаки. У гитлеровцев появились новейшей модификации истребители «Мессершмитт-109-Г», обладающие способностью к отвесному пикированию. Новинка эта состоит в том, что самолет, преследуя противника, как бы камнем падает с высоты. Выполняется этот маневр благодаря особой системе обогащения горючей смеси.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное