Возвращение в Оксфорд

— Нет, черт возьми, я не буду гнать. Поедем спокойно и сдадимся на милость студентика, чтоб ему пусто было!

Но шахматные фигурки были на месте. Питер пристально оглядел их через монокль и заключил:

— Кажется, все в порядке.

— Они просто чудесные. Признайте, если уж я что-то делаю, то на совесть. Сейчас я попросила у вас тридцать два подарка разом.

— Вы мне напоминаете Алису в Зазеркалье. Вы со мной зайдете или доверите покупку мне?

— Разумеется, зайду. С чего бы… Ой! По мне что, очень заметно, как я их хочу?

— Очень.

— Ну и ладно. Пойдемте.

Темная антикварная лавка была завалена самыми разнородными товарами: от первосортных до откровенной дешевки и приманки для несведущих. Хозяин лавки, однако, оказался человеком сообразительным и после короткой разведки боем (в ход были пущены прилагательные в превосходной степени) смекнул, что имеет дело со знающим, опытным и настойчивым покупателем. После чего с энтузиазмом перешел к наступлению. Гарриет никогда в голову не приходило, что шахматный набор можно покупать час сорок минут. Каждый резной шарик на каждой фигурке необходимо было изучить отдельно: потрогать, осмотреть просто так, осмотреть в лупу, нет ли где каких-либо повреждений, следов реставрации, подделки или брака, и только после долгого допроса о происхождении фигур и беседы о состоянии китайского рынка, антикварного рынка в целом и влиянии американской депрессии на ценовую политику впервые была названа приблизительная сумма. Ее, разумеется, тут же оспорили — и последовала новая дискуссия, в ходе которой все фигуры еще раз подверглись самой тщательной проверке. В конце концов Питер согласился на названную цену (которая значительно превышала установленную им минимальную планку, хотя и не превышала максимальной) с тем условием, что доска будет прилагаться к покупке. Учитывая размер фигур, обычная им не подойдет, и антиквар нехотя признал, что поскольку доска была изготовлена в XVI веке в Испании и не сочетается с китайским комплектом, покупатель окажет ему услугу, взяв ее бесплатно.

На этом бой с честью завершился, и продавец, сияя от удовольствия, спросил, куда послать шахматы.

— Мы заберем их прямо сейчас, — решительно заявил Питер. — Хотя, конечно, если вы предпочитаете наличные…

Антиквар заверил, что чек его устроит, но добавил, что коробка будет слишком велика, к тому же придется подождать, поскольку каждую фигурку обернут отдельно.

— Мы не торопимся, — сказал Питер. — И возьмем их собой.

Он строго держался заветов своего детства: подарки надо дарить в руки, а не доставлять из магазина.

Антиквар побежал наверх искать подходящую коробку, а Питер обернулся к Гарриет:

— Простите, что так долго. Вы и сами не представляете, как удачно вы выбрали. Я, конечно, не эксперт, но голову даю на отсечение, что это очень ценные и очень старые фигуры и стоят они гораздо больше, чем с нас запросили. Потому-то я так и торговался. В этих выгодных предложениях, как правило, есть подвох. Если бы одна из этих проклятых пешек оказалась поддельной, весь набор ничего бы не стоил.

— Да, наверное. — И тут Гарриет посетила тревожная мысль. — А если бы набор был не идеальным, вы не стали бы его покупать?

— И даром бы не взял.

— Даже если бы мне очень хотелось?

— Да. Такие уж у меня принципы. Но вы бы их тогда и сами не захотели. У вас ум ученого — вы бы не вынесли мысли, что что-то не в порядке, даже если бы никто об этом не узнал.

— Вы правы. Когда ими бы восхищались, я бы чувствовала, что должна добавить: «Да, конечно, но одна из пешек — позднейшая подделка». Это было бы невыносимо. Что ж, я рада, что с ними все в порядке, потому что я испытываю к ним идиотскую страсть. Они мне уже несколько недель снились. Но я даже забыла вас поблагодарить…

— Не забыли, и потом, я получаю не меньшее удовольствие. Интересно, этот спинет[270] в рабочем состоянии?

И он устремился в темные недра антикварной лавки, по пути отодвинув прялку, георгианское ведерко для вина, медную лампу и целый выводок бирманских идолов.

— Вариации на тему из музыкальной шкатулки! — объявил он, пройдясь пальцами по клавишам и отыскав в окрестностях табурет. Затем уселся и заиграл: сначала менуэт из сюиты Баха, потом джигу, а затем — «Зеленые рукава».

За что, за что, моя любовь,
За что меня сгубила ты?
Неужто не припомнишь вновь
Того, кого забыла ты?

[271]

Ну, хорошо, подумала Гарриет, пусть убедится, что меня это не смущает. И с живостью подхватила:

Твоим зеленым рукавам
Я жизнь без ропота отдам.

Он внезапно остановился.