Хотя я не знаю, как выглядит ерусалимский первоцвет, — да и все равно еще, наверное, не сезон.
Гарриет вместе с ним вернулась на рынок.
— Меня навестил ваш юный друг, — сообщил Питер.
— Я заметила. И что, вы «его пустым пронзили взглядом, убили кровью голубой»?[278]
— А тут и выяснилось, что он мой родич в шестнадцатом колене со стороны матери моего отца? Нет. Он славный малый, и путь к его сердцу лежит через спортивные площадки Итона. Он поведал мне все свои печали, а я проявил участие и сочувствие, заметив, что горе можно убить разными способами, необязательно топить его в бочке с мальвазией.[279]
О Боже, переверни мир, верни мне мое прошлое![280]
Вчера вечером он знатно налакался, сегодня, перед тем как идти ко мне, позавтракал — а потом позавтракал еще раз со мной в «Митре». Не хотел бы я иметь сердце юноши — но вот его крепкую голову и луженый желудок!..— Нет ли новых сведений об Артуре Робинсоне?
— Только то, что он женился на молодой женщине по имени Шарлотта Энн Кларк и она родила ему дочь, Беатрис Мод. Это было нетрудно выяснить, поскольку известно, где он жил восемь лет назад, — ничего не стоило свериться с метрической книгой. Но мы до сих пор не можем найти записи либо о его смерти — если он умер, что не столь вероятно, — либо о рождении второго ребенка — если таковое имело место, а ведь это позволило бы понять, куда он направился, когда уехал из Йорка. К сожалению, этих Робинсонов — как черники в лесу, и Артуров среди них тоже немало. А если он и в самом деле переменил фамилию, тогда наши поиски вовсе бесполезны. Один из моих агентов посетил его прежнюю квартиру — на дочке квартирной хозяйки он, как вы помните, имел неосторожность жениться, — но оказалось, что Кларки переехали и их не так-то легко будет найти. Еще одно направление поисков — учительские агентства и второсортные частные школы, поскольку вероятно… но вы не слушаете.
— Слушаю, — рассеянно ответила Гарриет. — У него была жена по имени Шарлотта, и вы ищете его среди учителей частных школ. — Они вошли на рынок, ноздрей их достиг густой, влажный аромат, и Гарриет переполнило ощущение роскоши и достатка. — Люблю этот запах — как кактусы в Ботаническом саду.
Ее спутник открыл было рот, но, взглянув на нее, умолк, будто бы не желая спорить с судьбой. Имя Артура Робинсона умерло у него на губах.
—
— Что вы говорили, Питер?
— Ничего. Слова Меркурия грубы после песен Аполлона.[282]
— Он легко коснулся ее плеча. — Пойдемте побеседуем с тем продавцом, у него гвоздики красивого винного цвета.Когда розы и гвоздики были отправлены по адресу — на этот раз с посыльным, — Питер и Гарриет решили отправиться в Ботанический сад, раз уж о нем зашла речь. Ибо, как замечает Бэкон, сад есть «поистине чистейшее из удовольствий человека» и «ничто так не освежает душу».[283]
Даже люди ленивые и невежественные, которые не отличатТолько когда они обошли сад и праздно сидели на скамейке у реки, Питер вдруг вернулся к насущным и неприятным делам:
— Думаю, мне стоит нанести визит одному вашему приятелю. Вы знаете, как Джукса поймали с поличным?
— Понятия не имею.
— В полицию пришло анонимное письмо.
— Но не…
— Именно. Точно такое же. Кстати, вы все-таки не пробовали выяснить, каким должно было быть то последнее слово в записке к вам? В той, которую вы нашли в естественнонаучной аудитории?
— Нет, но она бы все равно не смогла закончить записку. В коробочке не осталось ни одной гласной. Даже «б» и многоточия не осталось.
— Тут она оплошала. Так я и думал. Что ж, Гарриет, мы уже можем назвать имя злоумышленницы, правда? Вопрос, как доказать ее вину. Мы натянули веревку до предела. Этот эпизод в естественнонаучной аудитории должен был стать последней из ночных выходок — вероятно, так и будет. А надежнейшие улики теперь уже на дне реки. Поздно опечатывать двери и выставлять дозорных.
— Против кого?
— Вы ведь уже вычислили? Должны были вычислить, Гарриет, если вообще думаете об этом деле. Стечение обстоятельств, способ, мотив — все более чем красноречиво. Бога ради, отбросьте ваши предрассудки и подумайте обо всем этом непредвзято. Что с вами случилось, почему вы не в силах сложить два и два?
— Не знаю.