Выпив чаю у декана, Гарриет и заметить не успела, как оказалась в профессорской, где собралось внеплановое заседание под предводительством ректора. Ей предъявили материалы дела — сложенные в кучку горестные плоды чьей-то извращенной фантазии. Там было штук пятнадцать подметных писем — их специально хранили для исследования. Чуть меньше половины — картинки вроде той, что Гарриет в июне подобрала на газоне. Еще были записки, в самых неблаговидных выражениях извещавшие разных членов колледжа, что их грехи падут на их же голову, что в приличном обществе им не место и что если они не оставят в покое мужчин, пусть не ждут ничего хорошего. Некоторые из этих посланий пришли по почте, другие кто-то подбросил на подоконник или под дверь, и все они были составлены из букв, вырезанных из газет и наклеенных на дешевую писчую бумагу. Еще было две записки к студенткам: одна к старшекурснице, безобидной девушке с хорошими манерами, которая готовилась к выпускным экзаменам по классической филологии, другая — к мисс Флаксман, чрезвычайно одаренной второкурснице. Последняя записка была сформулирована яснее, чем все прочие, — в ней упоминалось реальное имя. «Не оставишь в покое Фаррингдона, …, — пеняй на себя». В середине стояло грязное ругательство.
Оставшиеся материалы были представлены, во-первых, брошюрой мисс Бартон «Положение женщин в современном государстве». Как-то воскресным утром библиотечный экземпляр этой книги обнаружили весело потрескивающим в камине в студенческой, которая располагалась в здании Берли. Во-вторых, к делу были приобщены гранки и рукопись «Просодии английского стиха» мисс Лидгейт. С ними произошла следующая история. Мисс Лидгейт наконец внесла в гранки все необходимые исправления и уничтожила ранние редакции своей работы. После этого она передала гранки вместе с рукописью предисловия мисс Гильярд, которая согласилась прочесть текст и проверить точность исторических ссылок. Мисс Гильярд утверждала, что получила текст в субботу утром и отнесла к себе в комнату (которая располагалась на той же лестнице, прямо над комнатой мисс Лидгейт). Затем она ходила с гранками в библиотеку (старую, в Тюдоровском здании, которую теперь должна была заменить новая) и там их читала, сверяясь со справочниками. В тот день, по ее словам, она была в библиотеке одна — только у дальних стеллажей она заметила кого-то незнакомого. Потом мисс Гильярд ушла в трапезную обедать, а бумаги оставила на столе. После обеда она повела группу первокурсниц на реку, проверить, насколько они искусны в парной гребле. Вернувшись наконец в библиотеку, она обнаружила, что бумаги со стола исчезли. Сначала она подумала, что это мисс Лидгейт, увидев свой труд на столе, решила его забрать и внести новые важнейшие исправления. Поэтому она пошла к мисс Лидгейт, но той не было в комнате. По ее собственным словам, мисс Гильярд удивило, что коллега забрала материалы, не оставив даже записки, но по-настоящему встревожилась она только перед ужином, когда, в очередной раз стучась в комнату к мисс Лидгейт, вдруг вспомнила, что та собиралась на пару дней уехать в Лондон. Разумеется, тут же начались поиски и расспросы, но успехом они не увенчались. И только в понедельник утром, после службы, гранки обнаружили в профессорской — они были разбросаны по столу и по полу. Нашла их мисс Пайк — она первая из донов зашла в комнату. Скаут, которая убирала в профессорской, уверяла, что до службы там ничего не валялось, а выглядели бумаги так, будто их подбросили в окно — что было нетрудно сделать. Однако никто не заметил под окнами ничего подозрительного, хотя допросили весь колледж, особенно тех, кто позже прочих пришел в часовню и у кого окна напротив профессорской.
Найденные гранки были сплошь измалеваны типографскими чернилами. Все исправления на полях были начерно закрашены, то тут, то там уродливыми буквами были накорябаны ругательства. Рукописное предисловие сожгли, о чем победно сообщала надпись из больших букв, вырезанных откуда-то и наклеенных на первой странице прямо поверх текста.
Вот такими новостями мисс Гильярд пришлось встретить мисс Лидгейт, вернувшуюся в колледж в тот же день после завтрака. Попробовали выяснить, когда именно гранки унесли из библиотеки. Удалось опознать человека в дальнем эркере — им оказалась мисс Берроуз, библиотекарь. Она, однако, сказала, что не видела мисс Гильярд — в библиотеку та пришла позже, а на обед ушла раньше. Не видела она и гранок на столе — по крайней мере, не обратила внимания. В субботу в библиотеке было мало посетителей, но второкурсница, которая в три часа зашла свериться с позднелатинским словарем Дьюкенджа и, сняв книгу с полки, положила ее на стол, уверяла, что заметила бы гранки, если бы было что замечать. Студентку звали мисс Уотерс, она училась французской словесности у мисс Шоу.