Возвращение в Острог

Больше другого Александра впечатляет теперь не само сновидение, но мысль, что приходит к нему с пробуждением. Козлов понимает вдруг, что его сны есть продукты автономной работы мозга. Пока он живёт, расследует, печалится, какая-то часть его головы, не привлекая внимания, занята собственными делами, готовя постановку, в которой аккуратно описаны страхи. Никогда раньше Александр не задумывался над тем, что мозг его, подобно жене, может жить своей собственной, свободной жизнью.

«Быть может, и с ними так? — теперь рассуждает следователь. — Что, если мысль о самоубийстве зародилась в этих ребятах сама собой, в глухой и неподконтрольной провинции сознания? Что, если они даже не фиксировали её, не думали о суициде, но однажды во сне к ним пришло осознание неминуемости этого поступка?»

Погружён в свои мысли и Фортов. Работать в таком режиме он не привык. Каждые пять минут Лев отвлекается на какое-нибудь видео и теперь смотрит очередной клип:

Отдыхать, конечно, приятней в Греции или Ницце.
Не поеду на Форос, говорят, там перебои с электричеством.
Но если кто меня спросит: иметь бизнес тут или за границей —
То тут я сторонник российских традиций.
Кого надо, допросим, порешаем, кирпич вовремя уроним,
Рыбам скормим, кто не нужен — того похороним.
Слишком резвых мы на зоне трудоустроим.
За своих мы до конца стоим, понял?

— Александр Александрович, а этих сиамских близняшек разъединят, да?

— Нет.

— Почему?

— А на каком основании их должны разъединить?

— Но ведь Михаил говорит, что одна из них подала заявление…

— У них общие органы, Фортов. Если проведут операцию, одна из сестёр умрёт. Какой врач на это пойдёт без решения суда? Правильно, никакой! А в суде им откажут, потому что случай не предусмотрен действующим законодательством. Для разрешения принудительного медицинского вмешательства нет оснований. Решение суда первой инстанции они, конечно, смогут обжаловать в суде апелляционной инстанции в течение месяца, но никто этого, поверь мне, делать не станет. Помирятся и будут жить себе, как раньше.

— А я вот тут прочёл, что в Британии была похожая история и одна из близняшек сумела-таки доказать, что вторая истощает её органы, — и их разделили!

— Фортов, а откуда у тебя время всё это читать? Ты что, уже ознакомился со всеми томами?

— Александр Александрович, давайте серьёзно! Сколько бы страниц мы ни прочли — нам же всё равно не удастся найти ответ!

— Удастся, Фортов, обязательно удастся! В пятницу утром мы должны сообщить, как поступаем с делом, и, значит, к этому времени у нас с тобой будет решение!

— Прочитав все эти беседы с детьми, вы найдёте ответ?

— Да, Фортов, найду! — резко сказав это, Козлов прерывает разговор и вновь погружается в документы.

Похрустывая пальцами, Фортов злится. В американских фильмах, которые он вспоминает второй день подряд, детективы вечно висят на телефонах, закидывают ноги на стол, а затем вдруг вскакивают и куда-то едут по живописной местности. Пончики, взрывы, двадцать выстрелов из одной обоймы. Фортов хочет хоть какого-то соответствия жанру, но в этой глубинке нет ничего из того, что он себе представлял: ни красивого «Форда», ни слегка поворачивающегося то вправо, то влево руля. Льву кажется, что только он по-настоящему похож на детектива. На нём чиносы и оксфордская белая рубашка с закатанными рукавами. Не хватает только жетона и кобуры, и это тоже немного расстраивает. Лейтенант юстиции мечтает о кабинете, где есть жалюзи и большое окно, через которое можно следить за допросом. Он хочет пить кофе из белой кружки с эмблемой NYPD и давить на подозреваемых, как это обыкновенно делают его любимые герои:

— Послушай, детка, я знаю, что ты вляпалась по полной…

— Вы, фараоны, вечно несёте чепуху!

— Лучше бы тебе не играть со мной в эту игру, малышка.

— У вас ничего на меня нет, тупые копы!

— Думаешь, ты крепкий орешек?

— Я больше не буду говорить без моего адвоката!

— Спрятать бы тебе свои коготки…

Пока Фортов мечтает, Козлов продолжает думать о подростках. Александр признаётся себе, что по-прежнему ничего не понимает про этих ребят. Будто автор, который решил написать роман о череде детских самоубийств и тщательно описал всех персонажей, Александр не знает, как подступиться к самым важным героям — воспитанникам детского дома.

«Что у них в головах? Что теперь чувствуют те из них, кто (пока?) остаётся в живых? О чём продолжают мечтать эти ребята, если четверо уже предпочли смерть?»

Чтобы ответить или хотя бы попытаться ответить на этот вопрос, Козлов приглашает на беседу сразу несколько воспитанников разных возрастов.

Картина передвижников. Группой они входят в кабинет и на протяжении битого часа так и держатся друг друга, оставаясь единым целым.