Напротив, раздражали Бога просьбами в пустыне евреи. Не насущного хлеба просили они, и так питаемые манной, но мяса и дынь, лука и чеснока. Господь желаемое ими дал им. Но еще не прошла прихоть их, еще пища была в устах их, гнев Божий пришел на них (Пс. 77, 30—31).
Чего мы просим у Бога, если речь идет не о прошениях просительной ектеньи, но о наших частных просьбах?
Просим ли мы мудрости или без всяких просьб считаем себя мудрыми? Если считаем, то выслушаем пророка, говорящего: Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою! (Ис. 5, 21).
Просим ли мы целомудрия или, подобно блаженному Августину, устами просим, а сердцем говорим: «Только не сейчас».
Отзывается ли наше сердце на чужую боль, и просим ли мы для других здоровья, мира, света и помощи с тем же жаром, с каким просим для себя? Если нет, то чего мы хотим выпросить у Бога, будучи столь чуждыми Духу Христову? Ведь в нас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе (Флп. 2, 5).
Содержание наших просьб лучше всего проявляет состояние наших душ. Все болезни просятся наружу, и язык бывает предателем нечистого сердца даже тогда, когда уста шепчут молитвы.
Апостолы, обращаясь ко Христу, просили: умножь в нас веру (Лк. 17, 5) — или в иной раз: научи нас молиться (Лк. 11,1). Чем эти прошения плохи для нас?
Григорий Палама часто и усиленно молился Богу внутренне: «Просвети тьму мою», — и послан был к нему Иоанн Богослов со словом утешения. Эти примеры многочисленны, и все они поучительны.
Будучи существами, целиком от Бога зависимыми, мы обязаны обращаться к Нему с просьбами. Грешно у Бога ничего не просить.
Но чтобы просьбами не умножить свои грехи, следует помнить, что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды его (Мф. 6, 32—33). Ощущение своих духовных нужд, обращенность к будущей жизни и искание правды Божией являются залогом того, что все необходимое будет нам послано. Тот, Кто никогда не лжет, сказал о земных нуждах: это все приложится вам (Мф. 6,33).
Иногда нам кажется, что мы просим доброго. Но стоит усилить просьбы и умножить молитвы, как сердце отказывается далее просить и сама просьба кажется не такой важной. Это значит, что просьба жила на поверхности сердца, а мы молитвой сошли вглубь, туда, где прежняя нужда уже не ощущается. Заповедь апостола долготерпеть в молитве, таким образом, нужна не столько для того, чтобы умолить Господа, сколько для того, чтобы испытать и углубить свое сердце.
Из числа директоров, министров, предпринимателей многие, почти все, жалуются на нехватку денег. Мало кто жалуется на нехватку таланта, умений, честности, работоспособности.
Так и мы часто в молитве жалуемся на кого угодно, только не на себя. Просим и ищем тысячи второстепенных вещей вместо того, чтобы попросить единого на потребу. Можно и нам просить, как Елисей, благодати. Есть у нас и в вечерних молитвах Златоустово прошение: Господи, даруй мне благодать Твою, да прославлю Имя Твое святое. Можно и нужно просить мудрости, поскольку если у кого недостает мудрости (а покажите мне того, у кого «достает»), да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков, — и дастся ему (Иак. 1, 5).
В математике сумма не меняется от перемены мест слагаемых. Но в жизни духовной все гораздо строже. В Десяти заповедях важно не только количество, но и порядок, поскольку из первой заповеди проистекают все остальные. В учении Христа о блаженствах нищета духовная стоит на первом месте не случайно, но закономерно. Она — фундамент для прочих добродетелей. Подобная строгость и иерархичность прослеживается везде.
Что касается наших просьб, обращенных ко Господу, то, чтобы не наполнять воздух бесполезными словами и не раздражать Владыку, нужно учиться нам просить у Бога великого и ценного. Только просить нужно с верою, нимало не сомневаясь, потому что сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой (Иак. 1, 6).
Часть IV. ВОЗВРАЩЕНИЕ В РАЙ
СТРАНА ЧУДЕС
Вторую ночь подряд Петрович спал вполглаза. С боку на бок не ворочался и курить не вставал, но просыпался часто. Лежал, глядя на огонек фонаря за окном, и думал. Потом забывался коротким сном, чтобы через час опять проснуться. Его, Павла Петровича Дронова, водителя с 30-летним стажем, мужика, разменявшего полтинник, вот уже вторую ночь подряд тревожили слова, услышанные на проповеди.
Дело было в июле, в день праздника святых Апостолов. Петрович, будучи двойным именинником (лично и по батюшке), решил пойти на службу. Во-первых, теща пристала: пойди да пойди. Во-вторых, храм в микрорайоне был Петропавловский. А в-третьих, — хватит, подумал Петрович, в гараже да во дворе с мужиками водкой баловаться, можно на именины разок и в церковь сходить. Эта неожиданная и благая мысль пришла Павлу Петровичу еще и потому, что именины были юбилейные. Дронову стукнуло пятьдесят. Но об этом он думать не хотел, а потому в число причин юбилейную дату помещать отказался.
* * *