"Возвращение в Рай" и другие рассказы

Нужно заметить, что житие святителя Спиридона известно нам не полностью, но лишь в небольших фрагментах. Но даже то малое, что известно, поражает могуществом силы и славы Божией, действовавшей через этого человека.

* * *

Знакомство со святыми и со всем тем сверхъестественным, что было в их жизни, является пробным камнем для человеческого сердца. Очевидно, мы не можем повторить жизнь великих угодников. Но радость о том, что такие люди есть, и вера в то, что описанные чудеса действительны, говорят о том, что мы с ними одного духа. Пусть они, эти святые люди, полны как море, а мы — как наперсток, но и в нас и в них одна и та же живая вода. Если же человек скептичен к слышанному, то вряд ли в его сердце живет вера в Того, для Кого нет ничего невозможного.

Илия и Елисей — великие святые, но не их именем назывались израильтяне. Отец народа и одновременно отец всех верующих — Авраам. Это его непостижимая преданность Богу стала основой всей последующей Священной истории. Одной из главных черт, характеризующих Авраама, было милосердие и странноприимство. Когда мы говорим о Спиридоне, мы всегда вспоминаем праотца, поскольку любовью к нищим и странникам Святитель вполне ему уподобился.

Но любовь к людям выше чудес. Тот, кто может открывать нуждающимся вместе с сердцем и кошелек, и двери дома, тот — настоящий чудотворец. Больших чудес не надо. А если они и будут, то только при наличии главного чуда — человеколюбия.

Дом Спиридона Тримифунтского не закрывался для странников. Из его кладовой любой бедняк мог взять в долг любое количество пищи. Возвращал долг бедняк, когда мог. Никто не стоял рядом и не контролировал количество взятого и возвращенного.

Вместе с тем жестокие и корыстолюбивые люди встречались в лице Спиридона как бы с Самим Богом, страшным в Своей справедливости. Житие описывает несколько случаев, когда Святой посрамлял и наказывал купцов, не стыдившихся наживаться на чужой беде.

Бывает, что человеку нужен не столько Небесный Отец, сколько Небесный «Дедушка», снисходительный к ошибкам и позволяющий порезвиться. Так, современника Спиридона, Николая Чудотворца, с течением веков переодели в Деда Мороза и приспособили к разносу подарков. А ведь Николай не только тайком подарки раздавал. Временами он мог употребить к дерзким грешникам и власть, и силу. Так было при земной жизни. Так продолжается и сейчас, когда души праведных созерцают Христову славу.

Спиридон добр, как Николай, и как Николай — строг. Одно не бывает без другого. Умеющий любить правду умеет и ненавидеть ложь. Человек, неправедно гонимый, человек, чувствующий слабость и беззащитность, в лице Спиридона может найти сильного защитника и скорого помощника. Только пусть сам человек, просящий о помощи, не будет несправедлив к ближним, поскольку у святых Божиих нет лицеприятия.

* * *

Среди тех радостей, которые дарит человеку христианская вера, есть радость обретения чувства семьи. Верующий никогда не бывает одинок. Вокруг него всегда — облако свидетелей (Евр. 12, 1). Жившие в разные эпохи и в разных местах, люди, достигшие Небесного Иерусалима, составляют ныне церковь первенцев, написанных на небесах (Евр. 12, 23). С любовью наблюдают они за нами, всегда готовые в ответ на просьбу прийти на помощь.

Один из них — святитель Спиридон, радость киприотов, керкирская похвала, Вселенской Церкви драгоценное украшение.

ИОАСАФ БЕЛГОРОДСКИЙ

Я люблю наш язык, люблю ту плавную текучесть, когда согласные и гласные, мерно чередуясь, убаюкивают слух. Мо-ло-ко, го-ло-ва, до-ро-га… Можно лечь на эти «о-о-о» и «а-а-а», лечь, словно уставший пловец — на спину, и отдыхать. Чужой вторгается в жизнь не только вихрем непонятной энергии или непривычным разрезом хищных глаз. Чужак нарушает твой покой и распространяет вокруг себя тревогу непривычными звуками. Гортанные и отрывистые, как крики погонщика, или хлесткие, резкие, как щелчок бича, чужие звуки заставляют вобрать голову в плечи и сжать кулаки. В этой чужой звуковой стихии нельзя отдохнуть, и нужно внюхиваться в воздух, ожидая опасности.

Я почувствовал это впервые очень давно, классе в пятом, на уроке рисования. Наша учительница (умница!) выводила уроки за рамки программы, и мы не только перерисовывали стоящую у нее на столе вазу, но и слушали рассказы о жизни художников, о разных странах и их культурах. Это она привела нам примеры языков, в которых многие согласные идут подряд, и написала на доске всем известную фамилию: Мкртчян. Я хорошо знал, благодаря телевизору, милое и незлое лицо человека, носившего эту фамилию. Но лицо лицом, а звуки — звуками. Какой-то чужой ветер, то ли знойный из степи, то ли прохладный — с гор, шевельнул тогда мою детскую шевелюру при звуках «м-к-р-т-ч».