Возвращение в Вавилон

И это результат всех усилий и изобретательности Монмартра. Обслуживание порока и расточительности было на уровне, достойном разве что детского сада, и он внезапно осознал значение слова «рассеяться» – рассеиваться в воздухе, делать ничего из чего-то. Перед рассветом каждое перемещение от одного места к другому было невероятным человеческим усилием, стоимость привилегии никуда не спешить возрастала.

Он вспомнил тысячефранковые купюры, отданные оркестру за одну-единственную песню, и стофранковые купюры, брошенные швейцару за поиск такси.

Но это все не отдавалось за просто так.

Все это, даже самые дикие и безрассудно потраченные суммы, были предложены судьбе в обмен на то, чтобы не помнить о самом главном, о чем теперь он будет помнить всегда: о ребенке, которого у него забрали, и жене, лежащей в могиле в Вермонте.

В свете пивной с ним заговорила женщина. Он купил ей яичницу и кофе и затем, избегая ее призывного взгляда, дал ей двадцать пять франков и взял такси в свой отель.

II

Он проснулся славным осенним утром, в самый раз для футбола. Вчерашняя депрессия ушла, и люди на улицах ему начали нравиться. В полдень он сел напротив Гонории в «Ля Гранд Ватель», единственном ресторане, который не напоминал об ужинах с шампанским и долгих ланчах, которые начинались в два и заканчивались в размытых туманных сумерках.

– Ну что ж, как насчет овощей? Не хочешь ли заказать немного?

– Пожалуй, да.

– Тут есть шпинат, цветная капуста, морковь и фасоль.

– Я предпочту цветную капусту.

– Может, ты выберешь парочку?

– Обычно на ланч я ем что-то одно.

Официант делал вид, что он без ума от детей.

– Какая милая малышка. Говорит как француженка.

– А что насчет десерта? Или решим попозже?

Официант испарился. Гонория посмотрела на отца выжидательно.

– Что мы будем делать?

– Для начала мы пойдем в тот магазин игрушек на улице Сент-Оноре и купим тебе все, что только душа пожелает. А потом пойдем на водевиль в «Эмпайр».

Она сомневалась.

– Водевиль мне нравится, но я не уверена насчет игрушечного магазина.

– Почему?

– Ну, ты ведь уже купил мне куклу. – Она принесла ее с собой. – И у меня полно других вещей. И мы ведь уже не богаты, правда же?

– Мы никогда и не были. Но сегодня ты получишь все что захочешь.

– Ну хорошо, – послушно сказала она.

Когда рядом были ее мать и французская няня, он намеревался быть строгим отцом, но теперь его границы расширились, впустив новое чувство безусловного принятия. Для нее он станет обоими родителями и не допустит ни малейшего непонимания.

– Я хочу познакомиться с вами, мадмуазель, – сказал он серьезно. – Для начала позвольте мне представиться. Мое имя Чарльз Джей Уэльс, из Праги.

– Ох, папочка. – Ее голос дрогнул от смеха.

– А теперь, будьте любезны, назовите себя, – настойчиво сказал он, и она немедленно включилась в игру:

– Гонория Уэльс с улицы Палатин, Париж.

– Замужем или одиноки?

– Нет, не замужем. Одна.

Он показал на куклу.

– Но я вижу, у вас есть малыш, мадам.

Не желая выходить из игры, она прижала игрушку к сердцу и быстро ответила:

– Да. Я была замужем, но теперь я свободна. Мой муж умер.

Он быстро ответил:

– И как же зовут вашего ребенка?

– Симона. В честь моей лучшей школьной подруги.

– Мне очень приятно, что у вас так хорошо идут дела в школе.

– В этом месяце я третья, – похвасталась она. – Элси только на восемнадцатом месте, – Элси была ее двоюродная сестра, – а Ричард вообще где-то в самом конце.

– Ты любишь Элси и Ричарда, да?

– Ну да. Мне нравится Ричард, и с ней я тоже хорошо лажу.

Будничным тоном и с некоторой осторожностью он спросил:

– А как насчет тети Марион и дяди Линкольна? Кого из них ты любишь больше?

– Ох, наверное, дядю Линкольна.

Он все больше и больше ощущал ее присутствие рядом. Куда бы они ни шли, он слышал вслед: «…Очаровательная», и вот теперь парочка за соседним столиком наблюдала за ней, затаив дыхание, глядя на нее так, как будто она была всего лишь хрупким цветком.

– Почему я живу не с тобой? – внезапно спросила она. – Потому что мама умерла?

– Ты должна оставаться здесь и хорошенько выучить французский. Папочке будет тяжело так же хорошо о тебе заботиться.

– Вообще-то я уже не слишком сильно нуждаюсь в заботе. Я могу делать все для себя сама.

На выходе из ресторана его неожиданно окликнули мужчина и женщина.

– О, добрый старый Уэльс!

– Привет-привет, Лорейн… Дунк.

Внезапные призраки прошлого: Дункан Шаффер, друг из колледжа. Лорэйн Карлс, очень миловидная светлокожая блондинка около тридцати, одна из тех, кто помогал превращать месяцы в дни во времена роскоши три года назад.

– В этом году мой муж не смог приехать, – сказала она в ответ на его вопрос. – Мы бедны как церковные мыши. Так что он выдает мне по две сотни в месяц, и я могу делать с ними все что захочу. Это и есть твоя маленькая девочка?

– Может быть, вернемся и посидим немного? – спросил Дункан.

– Нет, не могу. – Он был рад тому, что у него было оправдание. Как всегда, он почувствовал страстное, провоцирующее обаяние Лорейн, но его собственный ритм звучал сейчас иначе.

– Что же, а как насчет ужина? – спросила она.