Возвращение Варяга

На следующий день Камимура был оторван от составления списка первоочередных работ, которые бы позволили выйти в море хотя бы трем кораблям его эскадры. Со всех концов Японского моря приходили известия о замеченных русских крейсерах, обстрелах портов и маяков. Кроме того, два отряда истребителей, которые должны были найти и ночной атакой добить поврежденные в артиллерийском бою русские крейсера, вернулись ни с чем. Нет, крейсера то они нашли, но только днем, когда атаковать не было никакой возможности. Да и сами миноносцы пожгли уже почти весь уголь, в попытке догнать русских на пути во Владивосток. Но кто мог подумать, что этот хитрец Руднев после боя поведет поврежденные корабли не домой, а к берегам Кореи? Утром следующего дня по телеграфу, кружным путем через Америку (прямой кабель перерезан опять же Рудневым!), пришло сообщение о выходе из Артура броненосцев Первой Эскадры русских. Пришлось посылать миноносец вдогонку только что ушедшим в море броненосцам Девы. Те, безрезультатно прождав «Ослябю» у входа в Сангарский пролив, вернулись в Сасебо и были посланы Камимурой на перехват русских крейсеров у Пусана. Теперь им надлежало срочно идти в Чемульпо, чтобы восстановить целостность эскадры Того. В результате, к Пусану ушел «Ивате» с крейсерами Того-младшего, а к Проливу Лаперуза, куда вроде бы ушел с захваченным транспортом «Богатырь» — «Адзума». Оба крейсера не успели получить на свои свежие пробоины даже временных заплат и теперь щеголяли вбитыми в дырки деревянными щитами.

Перед выходом в море Того-младший успел рассказать Хиконодзе о последних минутах его старинного друга Исибаси. Тот, в роковой для него день боя при острове Кадзима, командовал крейсером «Такасаго». Он смело, но нерасчетливо бросился на добивание поврежденного «Рюрика», надеясь утопить его торпедами до подхода спешащих на помощь «Варяга» и «Богатыря». Увы, артиллерия левого борта русского броненосного крейсера была практически цела. «Такасаго» подошел слишком близко и, получив серьезные повреждения от русских восьмидюймовых снарядов, сам оказался в роли жертвы. «Варяг» под флагом ненавистного Руднева, сблизившись с раненым кораблем и, выбив на сближении его артиллерию, со второй попытки всадил в борт «Такасаго» торпеду. «Нанива» Того-младшего успела подойти до того, как «Такасаго» ушел на дно, и снять всю команду. Но когда Того прокричал Исибаси, оставшемуся мостике в гордом одиночестве, что тот последний и теперь должен уходить, тот отрицательно покачал головой. На прямой приказ контр адмирала Того-младшего, — "капитан первого ранга Исибаси, покиньте корабль" он закурил сигарету и попросил передать императору его извинения. Последнее, что видели с мостика уходящей «Нанивы», была одинокая фигура на палубе кренящегося крейсера, медленно пробиравшаяся через кучи обломков, делая последний обход вверенного ему корабля. Исибаси нежно, как по щеке любимой женщины, провел рукой по броне рубки, прощаясь со своим таким быстрым, изящным, но, увы — оказавшимся столь непрочным и уязвимым кораблем. Докурив, капитан первого ранга ушел в рубку, разделив судьбу своего корабля до конца, и не предпринимая никаких попыток спастись.

Грустно вздохнув о слишком раннем уходе старинного друга Камимура направился на очередное совещание, по поводу ремонта трех его наиболее поврежденных крейсеров. Он уже выслал в море все боеспособные на данный момент корабли и теперь мог только ждать, и заботиться о ремонте не боеспособных. С «Идзумо» и «Такивой» все было более менее ясно — установка новых бронеплит взамен пробитых, замена выбитых шестидюймовых орудий, восстановление водостойкости отсеков и все. Но что делать с кормовой башней «Якумо»? Собрание флагманов и флотских инженеров рассматривало и отвергало одну идею ремонта за другой.

— Черти и демоны побери это 10 дюймовое орудие на "Кассуге"! — в сердцах бросил комндир «Токивы» Иосиацу, — оно одно нанесло нам больший урон чем вся остальная артиллерия русских! Хвала Оми Ками, что у русских не хватило ума стрелять из него по моему крейсеру. Получи «Токива» снаряд в башню с пробитием брони, я бы сейчас с вами тут не сидел.

При этих словах один из флотских инженеров, флагманский механик Цукару Ямазаки, усмехнулся и вдруг застыл с полуоткрытым ртом. Минуты три он молча смотрел в стенку, а потом притянул к себе лист бумаги и начал что — то быстро черкать карандашом. Видивший это Камимура молча поднял вверх палец, призывая собрание к молчанию, чтобы не спугнуть посетившее Цукару состояние сатори. Через еще пять минут, механик вернулся в реальность, и, с удивлением, увидел устремленные на него ожидающие взгляды.