Возвращение «Викинга»

Ного с трудом отодвигается, когда я развожу костер из расщепленных стебельков бамбука и поджариваю рыбу. Береговые заросли стоят сплошной стеной. Над нами и над джунглями пролетают только птицы. Больше ничего бегающего, прыгающего или ползающего не видно. Дымки тоже не появляются. Непонятно… Они-то должны быть! Может, места здесь слишком болотистые? Не исключено, если судить по берегу. Места здесь пойменные. Места типичные для устьев больших рек. Не верится, что наша цель близка.

На лодке появился новый звук. Ветер, надувая парус, поет шепотом свою нескончаемую песенку. Теперь течение Большой Реки не распоряжается нами так безоговорочно, как это было раньше. Теперь достаточно изменить угол паруса, как наше движение ускоряется или замедляется. Ного на виду берега стал спокойнее Иногда берет черпак и пьет воду. Вода мутная, теплая и дай бог, чтобы не было в ней чего-нибудь несовместимого с желудком.

После серо-зеленого цвета зарослей на родине Ного глаза отдыхают на прибрежной буйной растительности Большой Реки. Я нарочно держу лодку поближе к берегу, чтобы Ного мог рассматривать детали джунглей, слежу только, чтобы не напороться на корягу какую-нибудь. По всему видно, что Ного чувствует себя еще хуже, чем вчера. Молчу, чтобы не утомлять его разговором. Молю бога, чтобы поскорее выйти на «Викинг». Не выйдем — будем обречены оба. Сколько он еще может продержаться? На его месте я давно уже сложил бы руки на груди. Он держится благодаря резервам, заложенным в его могучий организм природой. Если вдуматься в ситуацию, он должен меня ненавидеть. Я втянул его в эту авантюру. Мне ничего не оставалось, кроме побега, но ему-то зачем было идти со мною? Примирился бы со своим положением в племени, оно у него было не такое уж отчаянное. Он смог обрести относительную свободу. Жил бы, охотился на обезьян и кабанов… Единственная ошибка, допущенная им однажды, несомненно стоила бы ему жизни. Имею в виду асфальтовую ловушку, из которой вырвался благодаря мне…

Но не думаю, что в его решении уйти со мной решающую роль сыграло чувство вечной благодарности. Его увлекали и любопытство, и своеобразная охота к перемене мест, и доля авантюризма, которая обозначала в нем качественно иное человеческое начало…

К вечеру у Ного состояние ухудшается. Как и вчера, он отказывается от ужина, говорит невразумительно, стонет. Я очень хотел бы сделать для Ного что-нибудь, что облегчило бы его состояние. Но что можно сделать, если излечение Ного зависит от хирурга и хороших антибиотиков! Чувство бессилия — отвратительное.

Ного вдруг заговорил:

— Глаз солнца видел, что Ного умирает. Мать Крокодилов щелкает зубами… Гррего, не потеряй камни — храни огонь… Мать Крокодилов не любит огня и не любит камни, которые хранят огонь. Мы разведем большой огонь…

Ного умолкает, его голова безвольно повернулась набок. Я подхожу к нему и хватаю руку, ищу пульс. Слава богу, жив!

Прибрежные заросли все так же тихо проплывают назад мимо нашей лодки, когда ветер к вечеру утихает. Мне не хочется грести. Течение совсем слабенькое, надо бы отойти подальше от берега. Это надо сделать в любом случае. Если ночью не совладаю с Морфеем, лодка воткнется в заросли. А нам не известно, кто в них обитает. Могут же быть местные анаконды!

Я давно уже обратил внимание на то, что мое самочувствие имеет циклический характер. Вчера весь день и почти всю ночь у меня был подъем, было чувство уверенности и надежды. Мышцы, казалось, готовы к любой нагрузке…

Минут десять-пятнадцать я отгребаю в сторону от берега. На душу наваливается непонятная тяжесть, томит беспокойство. Дома, на Земле, оно вынудило бы меня обратиться к успокоительным таблеткам. В который уже раз внушаю себе, что все это в пределах нормы. Психонагрузки высоки, как и в любых иных экстремальных условиях. Мучает неопределенность. Пытаюсь спрогнозировать развитие событий в случае горького разочарования, если не выйду на «Викинг». Мне ясно, что не стану прекращать поиски. В них — смысл моей жизни на этой планете. Если окажется, что мои друзья отремонтировались и улетели, что крайне маловероятно, то утешусь тем, что они вырвались отсюда.

Пришла звездная, безветренная ночь. Голова заполнена монотонным звоном, веки слипаются; вдали, над темными джунглями слышны звонкие крики ночных птиц. Ного иногда слабо вскрикивает. Боюсь — встану утром, а он мертв. Я свыкся с ним за четыре года, и особенно несколько последних месяцев, исключительно опасных и напряженных. Что мне делать, если останусь один?

Продеваю руку за нижнюю поперечину паруса. Если усну, а тут налетит ветер, то парус дернет меня за руку и разбудит. Как в избавление от тяжких грехов, хочется верить, что завтрашний день принесет что-то хорошее. Перед глазами у меня звезды. В небе Земли я запросто мог разыскать любое звездное скопление, узнавал созвездия, отдельные звезды. А здесь небесная сфера вроде бы та же и вместе с тем совершенно другая. Конечно, на много градусов изменился угол зрения. Если допустить, что вид небесной сферы с Земли — это анфас, то сейчас я вижу ее в профиль…