А произошло вот что. Не так давно, главное правительство страны бросило клич развивать "на-на" технологии. То есть, технологии назывались нанотехнологиями, но Зоя Вячеславовна про слово "нано" ничего не знала, поэтому искренне считала, что технологии назывались "на-на". Так вот, на развитие этих самых технологий были выделены немалые в масштабах всей страны деньги, которые должны были распределяться по системе грантов. Все научные коллективы и коллективчики, имеющие что предложить в сфере манипулирования атомами и молекулами, могли и должны были в срок представить свои проекты-заявки с указанием области исследования, списка коллектива исполнителей, практического задела и ожидаемого результата. Ажиотаж, понятно, поднялся немаленький, поскольку денег сулили много, а сроки исполнения могли растянуться до пяти и более лет. Так сложилось, что Технологический институт, в бухгалтерии которого трудилась Зоя Вячеславовна, за последние годы как-то подрастерял былую репутацию ВУЗа с традициями и ведущей, пусть и не столичной, научной школой. Ректор, державшийся у власти уже лет шестнадцать, развалил, все, что можно было развалить, и развратил всех, кого можно было развратить шальными деньгами и полной безответственностью. За годы своего правления он сформировал неподъемный на всякие инновации административный аппарат, который, в свою очередь, создал кучу ненужных и нефункциональных отделов, центров и даже институтов внутри института. Вся эта махина благополучно сама на себя работала и себя саму обслуживала, изобретала показатели, потом по этим самым показателям отчитывалась, получала премии и снова гналась за показателями. Поскольку в сфере управленческой денег платили намного больше, чем в сфере преподавательской, то многие преподаватели, особенно те, что поумнее да пошустрее, вскоре перековались в администраторов, престиж преподавателя в отдельном учебном заведении резко снизился, редкие попытки особо здравомыслящих прекратить вакханалию и обратить внимание на учебный процесс и научно-исследовательскую работу пресекались жестоко, а самих здравомыслящих наказывали вплоть до увольнения. Так прошли почти полтора десятилетия, и все было бы замечательно, если бы не одно маленькое препятствие - каждый год институт, находясь на государственном финансировании, должен был предоставлять длиннющий отчет о проделанной, так сказать, работе за минувший год, куда вносились не только показатели, мало поддающиеся проверке, но такие, отсутствие которых объективно указывало на то, что в ВУЗе не велась ни серьезная научная работа, ни педагогическая. Что же это были за такие хитрые показатели, которые не могли нарисовать многочисленные отделы и центры? А очень простые - количество авторских свидетельств и патентов на изобретения, полученных сотрудниками, и количество учебников и всяких там научных книг, опубликованных преподавателями в центральных изданиях. Несмотря на титанические усилия отделов, кривая этих показателей стремительно шла вниз, а параллельно с ней и рейтинг ВУЗа. За несколько лет он умудрился спуститься с первой позиции сначала на третью, потом на пятую, потом на седьмую, потом вообще выпасть из десятки первых и, наконец, даже из двадцатки лучших ВУЗов страны. Ректора такое положение вещей, разумеется, не устраивало, после каждого понижения рейтинга он проводил серьезные разборки, перетряхивал аппарат, делал кадровые перестановки, но меры, как оказывалось через очередной календарный год, были малоэффективными и недостаточными, а решения половинчатыми. В конце концов, когда ВУЗ вылетел из первой двадцатки, ректор вызвал к себе двух проректоров, один из которых отвечал за науку, а другой - за учебу, и в довольно ясных и крепких выражениях потребовал принять меры, пригрозив, в случае невыполнения, отправить обоих обратно в педпроцесс, что означало (кошмар чиновника) жить на одну зарплату, причем, доцента. Проректоры засуетились, вызвали к себе деканов по очереди, тоже пригрозили им кое-чем, деканы сорвали праведный гнев на заведующих кафедрами, а заведующим, по-хорошему, надо было бы накрутить хвоста преподавателям и сотрудникам, но крутить-то особо было нельзя, поскольку за последние годы контингент значительно поредел - талантливые и умные перетекли либо в бизнес, либо в соседний ВУЗ, которому как-то удалось сосредоточиться на разработке и внедрении всяких там научных придумок, за которые ВУЗ получал деньги, которые ректор почему-то и зачем-то тратил на развитие, то есть на закупку всякого современного оборудования и повышения заработной платы сотрудникам. В Технологическом же, средний возраст преподавателей был предпенсионный. Работали там преимущественно пенсионеры и далеко не самые талантливые молодые, которые остались, в основном, чтобы перекантоваться пока не подвернется что-нибудь повыгоднее; при таком кадровом составе заведующие кафедрами особо гайки закручивать не могли, поскольку можно было лишиться и последних преподавателей, которые давно уже бурчали по поводу слишком уж заметного расслоения доходов в институте, и тогда, хоть самому вставай за кафедру, в прямом смысле, то есть читай лекции, проводи занятия и занимайся прочей дребеденью, не приносящей реального дохода. Ситуация в ВУЗе складывалась патовая, вернее, по известному определению революционная ситуация, когда низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут и не умеют управлять по-новому. Казалось, построенная конструкция должна была вот-вот рухнуть, развалиться, разбиться вдребезги, а на ее месте вырасти новое здание, в фигуральном смысле слова, храма науки и образования. Но, как говорится - "Накось, выкуси!". Конструкции нельзя позволить развалиться, и конструкция нашла-таки выход, который подсказал недавно оперившийся, то есть защитивший довольно посредственную диссертацию ассистент кафедры каких-то там разработок, а, по совместительству, заместитель отдела развития центра по связи с зарубежными институтами Колов. Ассистент Колов, внося предложение, имел свой кровный интерес, даже два. Во-первых, ему не хотелось больше оставаться в малоперспективном центре по связи с зарубежными институтами, поскольку связей особых не было, да и в заграничные командировки за этими несуществующими связями ездил только руководитель центра вместе с профильными проректорами или с самим ректором, а, во-вторых, пора было Колову уже проявить себя самостоятельно и масштабно мыслящим управленцем, чтобы начать выстраивать карьеру. Поначалу предложение его было воспринято прохладно и без энтузиазма, мол, какие там у нас технологии, тем более, нано. Проректор, к которому пришел Колов со своей докладной запиской объяснил по-свойски, что исследования в этом направлении уже давно не ведутся, да и вести их особо не на чем, но Колов, разумеется, не возражая и не переча, подсунул проректору текст на пяти страницах под названием "Обоснование (проект)", в котором он приводил список трудов, авторами или соавторами которых являлись сотрудники института, большая часть из которых, правда, за последнее время уволилась, но на момент публикации они числились в штате института. После списка трудов шел список тем, на разработку которых были в разные годы подписаны протоколы о намерениях с разными зарубежными университетами. Правда, дальше подписания протоколов дело не сдвинулось, но на бумаге все выглядело так, будто совместными с зарубежными партнерами усилиями интенсивно ведутся научные исследования. И, наконец, в заключительной части обоснования был список сотрудников института, часто тоже бывших, работающих в разных зарубежных лабораториях и университетах, причем, часть их публикаций удачно была упомянута в первом списке. Действительно, обоснование заставляло задуматься, а, возможно, и начать действовать. Проректор уже хотел было сложить его в папку, чтобы денька через два, все тщательно обдумав и взвесив, пойти с докладом к ректору, но опытный Колов аккуратненько вынул из рук проректора странички, сославшись на то, что хочет обратить особое внимание Проректора на работы сотрудника, бывшего, кстати, одноклассника Колова, который уже года четыре благополучно работал в лаборатории в Японии. Выслушав про Японию, Проректор попробовал вновь завладеть листами, но Колов, зная, что ни в коем случае нельзя позволять кому бы то ни было перехватывать инициативу, снова взял странички в свои руки и нашел там труд, тоже бывшего профессора института, две книги которого перевели и опубликовали аж в самом Кэмбридже.