Проректор покраснел, так как у него стало повышаться давление. Каким бы самодуром он не казался подчиненным и сослуживцам, идиотом он не был и прекрасно понимал, что Свиридов прав. Конечно, все могло повернуться и в другую сторону - то есть эта бодяга с нанотехнологиями и мозгом закончится, как всегда, ничем: деньги будут истрачены, отчеты написаны (не будут же они там, в самом деле, каждый раз собирать авторитетные комиссии для того, чтобы проверить, что в этих отчетах понаписано), возможно, даже построится отдельный центр, куда будет назначено свое начальство - вот пусть у него потом и болит голова про этот самый мозг, а в институте останутся о нем лишь приятные воспоминания, то есть о премиях и доплатах за него выплаченных. Но кто его знает, центр может строится долго, а в министерстве через годик-другой опять сменится власть, и начнется новое перетягивание денег на нанопроекты, и тогда, прав Свиридов, будет много трупов. Спрашивается - как быть?
- А где она сейчас? - нейтральным, как ему показалось тоном, спросил Проректор.
У Свиридова появилась надежда вывести-таки свой парусник в большие воды без потерь.
- Да так, подрабатывает помаленьку, - уклончиво ответил он.
Проректор постукивал пальцами по столу, думая и прикидывая. "Ковать надо, пока горячо," - сказал себе Свиридов.
- Я могу взять ее пока к себе на тему, - осторожно предложил он. - У меня денег немного, но на одного сотрудника хватит, а потом посмотрим.
- Хорошо, - согласился Проректор. - Оформляйте.
Свиридов вздохнул с облегчением, поблагодарил Проректора за потраченное на разговор время и за содействие, обещал держать в курсе и снова боднул дверь, но уже внешнюю. Добежав до корпуса, он нашел на стоянке свои старые "Жигули" и поехал в сторону Никольского рынка, где, бывая с женой, частенько видел торговавшую книгами Серафиму Корицкую.
У профессора Сваева, пережидавшего непростые времена в кардиоцентре, куда его пристроил родственник, была дочь Ляля. Она вела, что называется, богемный образ жизни, то есть была знакома, а, порой, и дружна с художниками, артистами и музыкантами, посещала всякие спектакли, выставки и вечеринки, все время чем-нибудь и кем-нибудь была увлечена и при этом еще умудрялась неплохо зарабатывать как дизайнер. Время от времени она увлекалась молодыми и не очень людьми, причем все они так или иначе принадлежали миру искусства. На сей раз она связалась с Борькой. Борька позиционировал себя как нигилист, вечерами подрабатывал игрой на гитаре в ресторанах, иногда играл в рокгруппе под названием "Свинец". Правда, последнее время Борька, несмотря на свой нигилизм, побрил голову наголо и был замечен в медитации, хотя, происходило все на вечеринке у одного из местных художников на даче, где вино и водка лились рекой, и не было совершенно ясно, то ли Борька медитировал, то ли был пьян в зюзю. Ляля находила Борьку интересным собеседником, и ей нравилось его бренчание на гитаре. Она даже стала брать у него уроки музыки, потом молодые люди подружились, а потом Ляля переехала на время в Борькину квартиру, которую ему освободила бабушка, перебравшаяся на старости лет к сыну с невесткой. Сваев Борьку терпеть не мог, но также не мог он сладить с дочерью, поэтому ему оставалось только ждать, когда это ее увлечение пройдет, чтобы начаться новому. Отца Ляля любила и, даже зная, что его пребывание в кардиоцентре носит лишь профилактический характер, навещала его каждый день. Иногда за ней цеплялся и Борька, но внутрь, разумеется, не заходил, а ждал на скамеечке. Однажды на скамейке у черного входа в кардио комплекс, где он обычно дожидался Лялю, Борька увидел молодого человека в дешевых джинсах, клетчатой рубашке и странных сандалиях на ногах. Борька почти обрадовался, увидев незнакомца на скамейке - у него было настроение поговорить, а этого пентюха вполне можно было разболтать, а потом рассказывать байки про народ в компании местной богемы.
- Привет, - бросил Борька Семену и уселся рядом.
- Привет, - улыбнулся ему в ответ Семен.
- Как дела? - спросил Борька.
- Хорошо, - сказал Семен.
Разговор не клеился. Борька достал сигарету, предложил и Семену, но тот отказался. Закурив, Борька снова спросил:
- Как жизнь?
- Хорошо, - ответил Семен и снова улыбнулся.
- И что хорошего? - поинтересовался Борька.
- Все хорошо, - не уточнил Семен.
- А-а, - понимающе кивнул Борька.
Они помолчали.
- Ты здесь работаешь? - спросил Семен, кивнув на здание кардтоцентра.
- Нет, - покачал Семен головой.
- А где?
- Я не работаю, - ответил Семен.
- Безработный что-ли?
- Нет, я просто не работаю.
- Инвалид? - Борька оглядел Семена с ног до головы, но не заметил никаких признаков инвалидности.
- Нет.
- А-а, - снова протянул Борька. - Я вот тоже постоянно нигде не работаю. Чего зря спину гнуть на лордов? Я - музыкант, то есть, свободный художник.
- Очень приятно, - Семен слегка склонил голову. - И что Вы рисуете?
Семен за двадцать лет забыл, что означает выражение "свободный художник", а может и не знал никогда.