Возвращение желаний (рассказы)

Сейчас придет дочь. С минуты на минуту. А при ком-то я работать не могу. Глэчыкы еще на круге вертеть - это куда ни шло. А писать - не умею.

Вот поворот ключа в тесной замочной скважине. Вернулась из школы дочь.

- Привет.

Она греет и пьет чай с булкой, и садится готовить уроки. Рисует лес и в нем - двоих. Мужчину и женщину. И на снегу - их следы, уходящие в перспективу. Это задали им по рисованию. Нам таких заданий не задавали. Во всяком случае, в шестом классе.

И она рисует заданное: лес, женщину, мужчину, следы. Ей это раз плюнуть. Она образа пишет, и берут их не хуже моих. А тут - следы.

Я продолжаю свое, пока она поглощена рисованием и сидит у себя в углу ко мне спиной. Я пишу тот же Преображенский собор, изобретая способы его освещения. Собор зимой. Собор на восходе. Собор при полной луне.

Кошка лежит на оставшейся половине пеленки. Стережет, чтоб не отняли и ее.

После рисования дочь делает другие уроки. Потом ложится читать. Она лежит на животе, согнув ноги в коленях. Ноги торчат, покачиваясь, пятками в потолок.

Я, раз такое дело, наверстываю дневную норму.

Потом дочь берет книгу и уходит с ней прямо и направо.

Жаль. Я тоже не прочь был туда сходить. Теперь долго придется быть не прочь. Она ушла с Конан Дойлом.

Еще она ходит туда с электронной игрой "Ну, погоди!", где волк ловит корзиной яйца. Яйца катятся по лоткам из-под несущихся (в смысле, несущих яйца) кур. Все быстрее и быстрее. У меня больше ста штук не ловится никогда. Ее личный рекорд - девятьсот. Но сегодня у нее Конан Дойл, том первый, рассказы о Шерлоке Холмсе. А игра стоит на книжной полке, выполняя функцию обыкновенных часов. 18.01... 18.02... 18.03... 18.04... "Быстро все же бежит это время, - приходит на ум мне свежайшая мысль. - Поэтому оно, небось, и тени не отбрасывает - из-за скорости, и любое освещение ему безразлично и им игнорируемо". 18.05... 18.06...

Пришла с работы жена.

- Опять кошка испуганная?

- Где? Да. Опять.

- Разбери сумку.

Разобрал.

Курица, яблоки, хлеб, пирожные.

Кошка жене радуется. Лижет ей ноги. Руки. Запрыгивает на плечо и оттуда лижет лицо.

Жена добреет. Оттаивает. И ложится на диван.

- Устала, Нюсь, как собака, - жалуется жена кошке.

Кошка устраивается у жены под мышкой.

Я складываю свой рабочий столик и убираю его в чулан.

С шумом потока воды, продолжая читать Конан Дойла, появляется дочь "привет".

- Привет, - говорит жена. - Что у тебя в школе?

- А, - говорит дочь и машет рукой, переворачивая заодно страницу.

- Не читай в потемках, - говорит жена, - испортишь себе глаза.

Потом мы садимся ужинать. Кошка, жена и я. Дочь говорит "не хочу", берет пирожное и уходит из кухни жуя.

- Испортишь себе желудок, - говорит вдогонку жена.

- А, - отвечает дочь, переворачивая страницу.

После ужина снова приходит милиция. На сей раз в количестве двух человек. Один - в бесцветном плаще. Видимо, он следователь. За спиной у милиции маячит оплывший силуэт бывшей жены бывшего мартеновца, ныне подследственного.

- Я следователь, - говорит тот из двух, что в плаще. - Что вы слышали в ночь совершения преступления?

- Мы ничего не слышали в ночь совершения преступления, - говорит жена. - В ночь совершения преступления мы спали.

Милиция профессионально не верит. У нее возникают сомнения в искренности показаний жены.

- Неужели ничего?

- Ничего.

- Странно.

Бывшая жена арестованного вертится тут же. Среди нас. И среди милиции. Мельтешит и шныряет. То здесь, то там.

- Крепко спите, - говорит милиция.

- Не жалуемся, - говорим мы.

А бывшая жена Пятакова, чуть не убившего Пашу, говорит:

- Он там, в больнице - Пашка - такую ряху наел, прямо интеллигент. А что в реанимации полежал два дня, ему только на пользу. Хоть протрезвел.

Милиция вносит сказанное нами в протокол и устраняет бывшую жену Пятакова, всю жизнь проработавшего на мартене и нанесшего удар тяжелым тупым предметом сковородой П. Скороходову из сто тридцатой квартиры.

- Не мешайте следствию, - говорит милиция и опять обращается к нам: Так значит, спали? - и ухмыляется в тени абажура.

Жена говорит:

- Да, спали. Мы после половой невоздержанности всегда спим хорошо и крепко. - И говорит: - Хотите, проведем следственный эксперимент?

- Не надо, - говорит милиция. А жена говорит:

- Занесите причину крепкого сна в протокол. Иначе я его не подпишу.

Тогда милиция говорит:

- Ладно, и без того все достоверно. Двери обшиты дерматином обе. Под дерматином вата слоем три сантиметра. Плюс дерево. Плюс расстояние. Достоверно.

- Нет, занесите, - говорит жена. - Я настаиваю.

Милиция встает, говоря:

- Мы к вам как к сознательным гражданам, а вы к нам - без уважения. А мы, между тем, на службе и более того - при исполнении.

- До свидания, - говорит жена милиции. - Если вы нам понадобитесь, мы вызовем вас по телефону 02.

А дочери она говорит:

- Запри, а то кошка пугается.

Дочь с Конан Дойлом в руках встает и, не отрывая глаз от страницы, запирает дверь. "Это мы вас вызовем", - слышу я из-за двери и обнаруживаю бывшую жену посаженного Пятакова. Она заняла место милиции. В тени желтого абажура. Ее лицо в этой тени окончательно увядает и, кажется, осыпается.