Возвращение жизни

– Ну и что дальше?

– А дальше не лезет.

– Почему?

– Штаны не пускают.

– Мешают.

– Чудно говоришь!

– Выпил, проглотил и немножко закусил. Одну ложку, облизался, отогнул палец на левой руке, потом вторую ложку таким же образом, и снова палец отогнул. А потом и третью ложку.

А зачем пальцы гнуть?!

А, это, чтоб не ошибиться. Только три ложки. Главное не переборщить, не, перебрать. После третьей – точка. А то я корявый, когда переберу. Четыре ложки и хоррош. Всё. Потому я ложками и меряю.

– Вот смотри. Ты смешливый какой. Шутишь красиво, как настоящий художник.

– У нас тут был. Один. Ну, мурло, а шутил. Тоже художник. Но пиил, не доведи Господи. Пил то он пил, а на стене, прямо на стене клуба нарисовал берёзы, красиво, как настоящие. И пчёлы летели в клуб, даже кусали, когда кино шло. Кусали. Правда, по – настоящему кусали. Потом поняли, чего пчёлы летели – пацаны мёдом намазали, деревья. Тоже пройдохи, как и вы были. Баловались.

– Художник пил много. От него и жена ушла. Ещё и толстый был. Пузо до земли висело. Жрал тоже как хряк кастрированный.

Всегда нажрётся, а утром мокрый, откуда хоть столько из него вытекало?

– Ты не такой. Я Раечке напишу. Она приедет. Ну, пошли в дом. Пошли. Куры у меня хорошие, справные. Одна дурёха, закутахтала, закукарекала, и не несётся. Я её купала в бочке. Ничего. Кудахчет и кукарекает. Мы её поджарим сейчас. Пойдём, сынок. Пойдём…

*

Дорога светилась от лунного света, как у Куинджи. Лениво уходила белым сверкающим полотном.

Каждый шаг его босых ног, приближал к дорогому его сердцу месту, где проходили счастливые и тревожные дни его детства. Двоечного детства.

А вот и дом, где пели Маричку, на три голоса. И они всегда слушали затаив дыхание, пели три дочери шофёра, а запомнилось навсегда. Красавицы, дочери с отцом и мамой, поют, а песня со слезами радости уходит, и сливается с шумом прибоя.

А море шумело.

А море шумит.

И море поёт в моём сердце сейчас.

На острове Бирючий, манит своим мигающим, бьющимся сердцем, – Светом – вечный маяк.

Маяк.

*

Дорогая наша внучка.

Что такое двойка?!

Что такое задание на осень.

Лето.

Что такое второгодник.

Бог дал мне много.

А тебе, внученька,

Он дал – очень много.

Господь просто одарил тебя. И мы должны оправдать Его щедрые дары.

А у вас в Лапландии, сказочной – стране тысячи озёр, много маяков.

Когда мы гостили у вас, видели около вашего дома, живёт Маяк.

Ты нам его показывала.

Тогда мы вместе жили в Виппури, Дима учился в Орле. Ходили с бабушкой к маяку. Разговаривали, гладили его. Просили передать ему привет, дать разум и старание в учёбе нашему сыну.

Он, когда приезжал, тоже ходил к маяку. Ходил. Молодец. Прикасался тёплой своей ладошкой, согревал его вечное сердце, думал, размышлял.

…Как рады моряки, когда видят его Свет, смотрят на него.

Любуются, находясь рядом с ним.

Сколько спасённых кораблей. Отцов. Сыновей.

Ночь.

Шторм.

Бездна.

Храни в своём сердце маяк.

Для себя.

Для нас.

Для людей.

Прозрел

… Море. Море. Океан. Теплоход. Родной, брат могучего Титаника…

Нет, это была быстроходная, десантная баржа, времён последней войны. Вот бы лайнер, хотя он тогда и слова такого не знал, а если и знал, то уж конечно, не мечтал пройтись по его палубе. Заглянуть куда-нибудь поглубже, а что там внутри такого огромного плавающего острова, но пока это были мечты.

Он был просто студент, будущий художник. И сидел на обычной деревянной некрашеной лавке. Смотрел, удивлялся, как и зачем носят тёмные очки, как – будто ему сейчас их оденут. И прощай белый свет…

… Да и у него потом такое случилось, чёрные очки…но об этом в другой раз.

Маленькие дети и художники всегда смотрят, внимательно. А если смотреть, сквозь, … через, … такие очки, они и сами не увидят, да и никому, никогда, не смогут рассказать и показать какой этот мир светлый и сказочно красивый.

Что ты сможешь дать другим, если ты сам ничего не видишь, не знаешь и не умеешь…

Отгремела война, а море осталось. Ну, взяли и смастерили умельцы, из быстроходной десантной баржи,– тихоходный, и, вот он, пароход. Но выглядел он почти как Титаник, по крайней мере, местные мореманы, в тельняшках говорили, что это настоящий, боевой. Они рассказывали друг другу, как эти Бэдэбэшники, давали прикурить фрицам. Теперь бывшая боевая единица – тихо – мирно шла по морю, и каждый был по – своему счастлив. Смотрели на уходящие небольшие горы, любовались резвящимися вокруг парома, дельфинами.

А вот и они. Красавицы чайки, хватали хлеб почти из рук зевак.

Будущий художник тоже был на верхней палубе. Бегал то на левый борт, то на правый, и был счастлив. Он уже год учился на севере, и, конечно ждал эту встречу с морем, горами, дельфинами. И, непонятно было, кто больше радовался малыши, которых родители водили за ручку, или этот студент. Каждый был на своём седьмом небе…

Никто не видел как на верхнюю палубу, поближе к капитанской рубке подошли двое…Просто молодая пара. Они шли как то очень осторожно. Никто не заметил эту странную походку. Он, в чёрных очках, сел, на высокий, грибок – круглой шляпкой, видимо вентиляционный колодец. Как то долго устраивался поудобнее.