Мы сидели в парке, держась за руки, не столько уставшие, сколько опустошенные, а время шло. Оно не мчалось, как для пьяного человека; оно давило на нас, тяжело, до головной боли, как предгрозовая духота, царившая сейчас в воздухе. Иногда мы перебрасывались замечаниями о пьесе, которую стоит посмотреть, или о книге, которую она только что прочла, и все это с интересом, как люди, впервые отправившиеся вдвоем на прогулку или на обед. После очередной паузы она вдруг сказала совсем другим тоном:
- Помнишь, еще в самом начале я спросила, чего ты хочешь от меня?
- Да, - ответил я.
- Ты сказал, что ищешь взаимопонимания, не хочешь, чтобы повторилось прошлое.
- Да, я сказал, - подтвердил я.
- И я тебе поверила.
Густо-черное небо над Парк-лейн стало светлеть. Над крышами появилась свинцовая полоса. Она была еще страшнее, чем тьма, Летняя ночь кончалась.
- Наверное, мы зашли в тупик, - сказала она.
Но даже теперь нам хотелось услышать друг от друга хоть одно слово надежды.
27. ВИД ВРАЩАЮЩЕЙСЯ ДВЕРИ
Вскоре после этого дня я отправился в деловую поездку и только через две недели вернулся в Лондон. У меня на столе лежала записка. Звонила Маргарет: не встречусь ли я вечером с ней в кафе Ройяль? Я удивился. Мы там никогда не бывали, это место не было связано для нас ни с какими воспоминаниями.
В ожидании - я пришел за четверть часа до назначенного времени - я не сводил глаз с вращающейся двери и сквозь стекло видел яркий свет на улице. Вспышки автобусных фар, влажный блеск мчавшихся мимо машин, струя воздуха сквозь открывшуюся дверь, - но входила не она... Я напряженно ждал. Когда наконец дверь, повернувшись, впустила ее - на несколько минут раньше, чем мы договорились, - я увидел ее лицо - раскрасневшееся и решительное. Походка ее, пока она пересекала зал, была быстрая, легкая и энергичная.
Здороваясь, она пристально взглянула на меня. В ее глазах не было обычного блеска, они запали и казались глубже.
- Почему здесь? - спросил я.
- Ты должен понять. Надеюсь, ты понимаешь?
Она села. Рюмка была наполнена, но она до нее не дотронулась.
- Надеюсь, ты понимаешь, - повторила она.
- Объясни.
Мы говорили совсем не так, как в душной тьме парка, мы снова были близки.
- Я выхожу замуж.
- За кого?
- За Джеффри.
- Я это знал.
Ее лицо над столом словно наплывало на меня с ужасающей четкостью горячечного бреда, резко очерченное и ошеломляюще живое.
- Это уже решено, - сказала она. - Мы все равно бы не выдержали, ведь правда?
Она по-прежнему глубоко понимала меня, словно ее тревога обо мне была значительнее, чем когда бы то ни было, как и моя о ней; она говорила так, как человек, вдохновленный тем, что уже совершил, разрешив трудную задачу и наконец освободившись.
- Почему ты не написала мне об этом? - спросил я.
- Разве ты не понимаешь, что написать было бы легче?
- Почему ты этого не сделала?
- Не могла же я допустить, чтобы ты получил подобное-известие как обычное письмо за завтраком и совсем один.
Я взглянул на нее. Смутно, словно крик издалека, слова ее заставили меня понять, что я теряю, - в них была вся она, по-матерински заботливая, практичная, излишне принципиальная, немного тщеславная. Я смотрел на нее, узнавал ее, но еще не ощущал утраты.
- Ты понимаешь, что сделал для меня все, что мог, правда? - сказала она.
Я покачал головой.
- Ты дал мне уверенность, которой у меня иначе никогда бы не было, продолжала она. - Ты избавил меня от многих страхов.
Зная меня, она понимала, чем может смягчить боль расставания.
И вдруг она сказала:
- Как бы мне хотелось... Как бы мне хотелось, чтобы и ты мог повторить эти слова.
Она решила оставаться щедрой и великодушной до конца, но не могла выдержать этой роли. На глазах у нее показались слезы. Она быстро и решительно встала.
- Желаю тебе всего хорошего.
Глухо прозвучали эти слова, в которых слышались сомнение и злость и в то же время искренняя забота обо мне. Глухо прозвучали они печальным предсказанием; я смотрел, как она уходит от меня и твердым шагом направляется к двери. Не оглянувшись, она толкнула вращающуюся дверь так сильно, что еще долго после того, как она скрылась из виду, у меня перед глазами мелькали пустые сегменты. Больше я ничего не замечал.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. В РОЛИ ЗРИТЕЛЯ
28. ПЕРЕМЕНА ВКУСА
После того как Маргарет оставила меня, летними вечерами после работы я обычно возвращался домой один. Но в моей новой квартире меня навещало много людей, встречаться с которыми было довольно интересно: приятели, знакомые, двое-трое моих подопечных. Вечера сменялись один другим и вызывали во мне больше эмоций, чем чтение по ночам.