Возвращенное имя

Свояк подтвердил все уже известные нам сведения. Более того, он сказал, что после разговора с родственником один из соседей дал ему несколько глиняных шариков и обломок горшка из того каменного ящика. Помонис впился взглядом в керамические, покрытые разноцветной поливой бусины — ягодки и обломок амфоры, которые свояк вынес из дома. Потом он взял их и после беглого осмотра сказал мне:

— Расцвет эллинизма. Вторая половина четвертого века. И каменный склеп типичен для этого времени и культуры.

Обернувшись к свояку, он попросил:

— Опишите глиняную куклу.

Свояк, однако, только пожал плечами:

— Стар я, батюшка, куклами-то интересоваться…

Помонис нетерпеливо перебил его новым вопросом:

— Какой высоты кукла?

Свояк нехотя отмерил расстояние чуть поменьше его вытянутой заскорузлой ладони.

— Так, так, — пробормотал Помонис. — Хорошо. Кукла глиняная?

Свояк утвердительно кивнул. А один из окружающих нас крестьян добавил:

— Твердая, как кирпич. Да еще и крашеная, видно, была, да облезла та краска почти вся.

— Ну, и кого же изображала эта кукла?

Свояк недоумевающе развел руками:

— Кукла она и есть кукла.

— Я не про то, — отмахнулся Помонис, — мужчина, женщина, старик, ребенок, может быть, животное какое-нибудь?

— Да ведь сказано — кукла, — с досадой ответил свояк, — кукла она и есть кукла — не старик, а кукла, баба то есть или девчонка, кто ее разберет!

— Да, да, — пробормотал, обращаясь не то ко мне, не то к самому себе, Помонис, — это я и сам мог понять. Что она делала, эта кукла, стояла, лежала, говорила, думала?

Свояк даже поперхнулся от негодования.

— Да слыханное ли дело — чем кукла занималась?

Однако один из крестьян, окружавших нас, молодой еще парень, в кожаном расшитом жилете, ответил:

— Стояла она, господин профессор, так это спокойно вроде стояла, задумалась и вроде как улыбалась.

— Все ты врешь, — неожиданно вмешался другой крестьянин, — плакала она, а не улыбалась.

Свояк, тоже уразумевший, о чем идет речь, поддержал того крестьянина, который утверждал, что кукла вроде бы плакала, но молодой крестьянин твердо стоял на том, что она улыбалась.

— Ладно, — прервал этот спор Помонис, — потом разберемся.

К сожалению, больше в селе, как заверил нас свояк, никто и не видел этой куклы.

— А где же она? — спросил Помонис.

— А кто знает, — равнодушно ответил свояк, — должно, бросили куда-нибудь.

— Нет-нет, — снова вмешался молодой парень, — я точно знаю — ее дядя Ангел взял.

— Какой еще Ангел? — удивился я.

— Бригада у нас работала — колодезники, прошлый год, — как маленькому ребенку, стал объяснять мне свояк. — Четверо мужиков — они целую осень по селам ходят, колодцы копают. И к нам что ни год наведываются — такие мастера нужны — то починить колодец, то новый сделать. Вот он и говорит: один из мастеров — Иван, по фамилии Ангел, и взял куклу, а только я этого не видел.

— Взял, взял, — подтвердил парень, — еще сказал, что дочкам отнесет, поиграть.

Помонис попросил, чтобы нам показали, где копали колодец. Мы внимательно осмотрели и колодец и все вокруг.

Ничего, конечно, не нашли. Надгробная плита склепа, сделанная из грубо обработанного известняка, лежала возле колодца, слегка вкопанная в землю строителями. Несколько костей возле плетня, вот и все, что нам удалось найти. Остальные камни, по свидетельству крестьян, были меньше, их просто разбили и разбросали кто куда, а кости выбросили.

После осмотра мы с Помонисом зашли в избу к свояку. Помонис, даже рискуя обидеть хозяина, решительно отклонил предложение выпить еще графин вина и попросил пока что нам не мешать.

— Погребение эллинистического времени. Судя по бусинам и амфоре — вторая половина четвертого века, точнее, время Александра Македонского. Терракотовая статуэтка из погребения, что это именно она — вне сомнения, — это Танагра. Именно Танагра, — возбужденно сказал он.

— Почему Танагра? — спросил я. — А может быть, это статуэтка типа Танагры, но из какого-нибудь местного центра, где их делали?

Помонис только досадливо отмахнулся:

— Да нет! В четвертом веке такие статуэтки делали только в Танагре. В колониях их стали делать позже.

Он попросил хозяина позвать тех двух крестьян, которые видели статуэтку. Свояк и оба крестьянина с важностью уселись у стола. Помонис на вырванных из полевого дневника листах нарисовал несколько схем танагрских женских статуэток и попросил крестьян сказать, на какую из них больше всего похожа та, которая была найдена при рытье колодца.

После небольшого спора крестьяне, не перестававшие удивляться, как это Помонис, не видя статуэтки, так хорошо ее нарисовал, остановились на одном из изображений.

Помонис с торжеством посмотрел на меня.

— Видите, — сказал он, — они все показывают на статуэтку с высоким цоколем — такие всегда делали именно в самой Танагре, а в колониях — статуэтки без цоколя.

Да, видимо, в этом эллинистическом погребении в каменном склепе была найдена терракотовая статуэтка из Танагры. Но ее унес человек со странной фамилией Ангел. Впрочем, как мне потом объяснили, в здешних местах такая фамилия вовсе не редкость, но от этого, как говорится, не легче.