Читаем Возвращенное имя полностью

— Видите, — обращаясь ко мне, сказал Помонис, — у нее поясок подвязан выше талии, под самой грудью, значит, женщина молодая. А вот, — возбужденно продолжал он, — помните, я вам говорил, что у нее должен быть цоколь — это он и есть, небольшой постамент, или цоколь. Значит, эта статуэтка именно из Танагры, да и весь стиль ее именно танагрский. Это точно вторая половина четвертого века до нашей эры, время Александра Македонского. Высший расцвет искусства миниатюрной терракоты.

Хозяин, хозяйка и девочки, как будто впервые увидевшие статуэтку, смотрели на нее во все глаза, не говоря уже о нас с агрономом. Вдруг Помонис вскрикнул и схватился одной рукой за голову.

— Голова, голова! — простонал он с отчаянием.

— Что случилось, — в испуге закричал я, — у вас спазм? Что с головой?

— Да не с моей, — все с тем же отчаянием простонал Помонис, — с ее головой!

— С чьей?

— С головой статуэтки!

— А что же с ней?

— Как что? Ее нет, понимаете — нет! Ее не стало!

Тут, еще раз взглянув на статуэтку, я увидел, что у нее действительно нет головы.

— Как же так? — пробормотал я. — Ведь люди в селе говорили, что у нее была голова.

Однако хозяйка подтвердила, что муж принес куклу безголовую, она хотела даже попрекнуть его — зачем девочкам такую старую да безголовую куклу притащил.

Растерянный Ангел в течение довольно долгого времени отмалчивался, не отвечая на расспросы Помониса. Он то снимал высокую остроконечную баранью шапку и сосредоточенно скреб в потылице, то снова нахлобучивал шапку до самых бровей.

— Может быть, она и была без головы? — осторожно предположил я. — Ведь излом на шее старый.

— Нет, нет, — возразил Помонис, — статуэтка чуть не год пролежала фактически под открытым небом. Естественно, что глина в изломе потемнела. А ведь они в том селе описывали не просто голову, а лицо с очень конкретными, точными чертами. Разве вы забыли?

Мы зашли в дом, где сконфуженный хозяин и хозяйка принялись накрывать на стол. Помонис широкими шагами ходил по комнате, время от времени что-то бормоча себе под нос. Мы с агрономом присели на лавку. Агроном был очень огорчен за нас и все медлил с отъездом.

Прошло около часа, мы все еще сидели за столом. Помонис несколько успокоился и мужественно сказал мне, что даже и без головы эта статуэтка имеет очень большое научное значение, что это новый, еще неизвестный тип танагрской терракоты. Все это было так, да только я видел, чего ему стоило его спокойствие. Я и сам был обрадован находкой и очень огорчен неожиданным несчастьем.

Темнело. Хозяева предложили нам переночевать. Нас всех троих поместили в большой парадной комнате, очень пестро и нарядно украшенной. Когда свет был уже потушен, в комнату неожиданно, шлепая босыми ногами по глинобитному полу, вошел Ангел и тихо спросил:

— Господин профессор, вы не спите?

— Конечно, не сплю, — отозвался Помонис — А что?

— Так ведь правда, это точно была голова, — виновато произнес Ангел, — вспомнил я. Была.

Помонис тут же вскочил.

— Была, — продолжал между тем Ангел, — точно была, как мы из ящика ее из каменного вытащили — была кукла с головой. Посмотрели, посмеялись, а потом я ее бросил в канаву. А когда колодец сделали, работе шабаш, надо домой собираться, я и вспомнил про эту куклу — дай, думаю, отнесу доченькам, пусть поиграют. Поискал в канаве, нашел, да уже без головы. Может, отбилась, когда я ее кидал, а может, кто из ребят побаловался — отбил, но была, точно была голова. Мне-то ни к чему, а вот вижу — дело нужное.

Помонис зажег керосиновую лампу и быстро набросал на листке полевого дневника рисунок колодца, проходящей возле него канавки, ближайшего дома. Ангел показал ему место в канавке, откуда он поднял статуэтку.

Вид у Ангела был несчастный, кончики длинных усов его печально свесились. Помонис обнял его и сказал ласково:

— Ничего. Спасибо и за то, что сохранили. А голову мы найдем, найдем, такая у нас работа.

Ангел повеселел и, еще немного неловко потоптавшись, ушел, пожелав нам спокойной ночи.

— Вы и вправду думаете, что мы найдем голову? — осторожно спросил я Помониса.

— Найдем или, во всяком случае, сделаем все, чтобы найти, — твердо ответил он.

«Как жаль, что я-то этого, может, и не увижу. Через день нам придется расстаться. Командировка кончается, а еще есть дела в музее», — с досадой подумал я.

— Найдете, точно говорю — найдете. А мне тогда открыточку бросьте, когда найдете, господин профессор, — сонным голосом проговорил агроном.

— Ну вот, видите, — обратился ко мне Помонис, — боги благоприятствуют нам. Сам Геракл взял под защиту наше дело. А пока что давайте спать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное