Например, на муладхаре-муладхаре серый плана кричит воину: "Сдавайся в плен или дезертируй — а то немедленно убьют, силы противника неизмеримо превосходят твои собственные"; на свадхистхане-муладхаре серый возмущается: "Ты же воин — иди и сражайся, тебе ли строить дома и жениться, когда — взгляни только на горизонт, и увидишь вражеские рати, направляющиеся прямо сюда — убивать и грабить!" Реально никаких ратей нет, серый создает, что называется, образ врага специально для того, чтобы человек не мог заниматься работой на свадхистханном уровне, а деградировал на муладхару. Очень ярко действия серого видны в конце семейного скандала не на жизнь, а на развод, когда эмоциональная медитация выносит, наконец, уставших супругов на астральную свадхистхану-муладхару, и муж говорит: "Ну хорошо, давай все же попробуем помириться и построить отношения заново", а семейный серый набрасывается на жену и говорит ее устами: "Безнадежно, ты никогда не сможешь стать из врагов другим — вот, например, сейчас — я буквально истекаю кровью — а ты смотришь на это и радуешься". Все это неправда, но таково ее видение, и слова оказывают свое действие — муж снова опускается на астральную муладхару и продолжает скандал или, хлопнув дверью, в отчаянии уходит.
Серый на муладхарном подплане не может проявиться слишком отчетливо, поскольку здесь основное содержание стиля это буря и натиск. Однако он берет свое в моменты усталости человека, нашептывая ему что-нибудь вроде: "Все равно тебя никто никогда по-настоящему не поймет" или "Ну куда ты так рвешься — вот кончатся твои силы и что ты увидишь перед собой тогда? Солончаковую пустыню с растаявшим миражем оазиса?" В остальное время серый старается направить человека по пути халтуры и прямого игнорирования реальности, создавая примерно такой образ: "Ты делаешь большое дело и по сути первопроходец, а потому не нужно заботиться о таких мелочах, как слегка испорченная окружающая среда, чужое разбитое сердце или два-три случайных трупа невинных простаков, попавших под колесницу Истории. Лес рубят — щепки летят, цель оправдывает средства, пьяному море по колено и радиация не страшна".
Например, на свадхистхане-свадхистхане-муладхаре серый на весенней пахоте кричит: "Засаживай плуг поглубже, бросай свою картошку покрупнее и посыпай ее гербицидом поядовитее". Именно по поводу серого на муладхарном подплане пословица говорит: "Иная простота хуже воровства".
Змей на уровне свадхистханы (уровневый змей) отравляет атмосферу вокруг человека эманациями жадности и зависти. Человеку делается мало того, что у него все хорошо: процветает и он сам, и его семейство; ему нужно еще, чтобы у соседа, да и во всем окружающем мире было плохо, т. е. чтобы они опустились на уровень муладхары. Торжество подобных устремлений неизбежно в конце известной басни про стрекозу и муравья: первая находится на непроработанной каузальной анахате-муладхаре и к началу зимы проваливается на муладхару-анахату, с чем и приходит с протянутой рукой к муравью на проработанной (как он думает) каузальной свадхистхане, в действительности изъеденной уровневым змеем.
Естественное продолжение сюжета басни — стрекоза погибает от холода, но в следующем воплощении становится цветочной феей на проработанной анахате, а к муравью на следующий день после того, как он выгнал стрекозу, вваливаются разбойники, отнимают все нажитое им добро и, избив до полусмерти, выгоняют из дому вон, переводя на муладхару-свадхистхану.
Уровневый змей создает человеку невидимую оболочку, пропускающую через себя только те вибрации, которые могут быть усвоены человеком без малейшего труда; остальные змей игнорирует (позиция "Все это чепуха и не стоит внимания") или безжалостно профанирует. На каузальном теле эта позиция выглядит, например, так (по поводу любых позитивных событий внешнего мира): "Все это хорошо, но что это дает лично мне и моей семье?"
На ментальном теле змей создает вокруг человека особый стеклянный купол, пропускающий только те мысли и конструкции, которые точно вписываются в его уютную картину мира птолемеевского типа (т. е. с собственным эго в центре мироздания); остальные же объявляются змеем несущественными или ложными. "Ну, это ты глубоко копаешь, — с неодобрением говорит змей любому человеку (или книге), явившемуся с непривычным взглядом на мир и человечество, не говоря уже о самом хозяине, — эдак невесть до чего договориться можно…" До чего именно такого уж опасного можно эдак договориться, змей не говорит: его задача — не дать точке сборке человека выйти за пределы оранжереи, где выращиваются достаточно экзотические и в своем роде уникальные фрукты: ананас своей непогрешимости, грецкие орехи Личной Мудрости, виноград собственной Исключительности и многое другое, мгновенно погибающее под свежим ветром минимально объективного взгляда на реальные достижения и возможности человека.