Возвращённый (СИ)

— Я, — его голос знакомо булькнул. Сейчас он заплачет, предвидел Глеб. Он не сдержался. Накричал. — Я… а, по-твоему, что мне оставалось? — Слава сжался сильнее. — Что я должен был делать? Делать вид, что ничего не случилось? Что не я тебя убил? Что не из-за меня тебя больше нет? — Глеб опешил. Ведь это Слава и должен был сделать, они договорились об этом. — Я пытался! Правда, пытался!.. Как ты сказал, я жил, пытался жить, сколько это возможно. Но я не мог, не мог, понимаешь, принять это. Принять то, что я своими руками… своими руками тебя… Что это всё из-за меня, — Слава резко положил руку на лицо и затрясся. Захлюпал носом. — Как я, по-твоему, должен был жить, зная, что я убил тебя? Что это всё из-за меня?.. Я не мог… просто не мог… но я не мог убить себя, потому что обещал тебе жить. А я хотел… правда, столько раз думал, что лучше мне сдохнуть. Столько раз думал, что вместо тебя должен был сдохнуть я. Всем бы было лучше… и тебе. Тебе тем более. — Слава размазывал слёзы по лицу и еле дышал. Много выдыхал и почти не вдыхал. — Когда ты умер, я не мог есть, меня постоянно рвало, меня даже в больницу положили, через капельницу ел. Представляешь? До чего я дошёл? А потом… потом я вспомнил, что ты говорил жить, начал что-то есть. Рвало меньше. Вообще все подумали, что у меня рак. Лучше бы это был, блядь, рак… — Слава не устоял на ногах, его повалило на пол, Глеб не устоял на месте, попытался подхватить, а Слава схватился за его руки. — Скажи честно, сколько… — он поднял красное заплаканное лицо. — Сколько времени для тебя прошло? Десять лет? Пять? Год?

Глеб пытался удержать тело Славы и почему-то оно казалось тяжёлым. Всё ощущение Славы обернулось непосильной ношей, хотя Глеб ничего не чувствовал.

Теперь глаза опустил он.

— Нисколько.

Слава вдохнул шумно через нос, с его лица упала пара капель.

— Что?.. — спросил он.

— Говорю, для меня нисколько не прошло. Не было жизни после смерти. Не было ничего. Я будто закрыл глаза… и сразу открыл их. Это даже сном не назовёшь… просто какое-то переключение между каналами. — Посмотреть на Славу у Глеба духу не хватало. Он начал понимать, что происходит – и это нисколько не облегчало его пребывание здесь.

— Вот как, — Глеб зацепился за губы Славы, они дрожали, а сам он улыбался. — Может б-быть, это даже х-хорошо.

— Сколько прошло на самом деле? — Глеб крепче взялся за Славу.

— Три с половиной. — Глеб зажмурился и сделал глубокий вдох. — И всё это время я… й-я видел кошмары, как убивал тебя, — голос Славы тоже дрожал, — что сделал с-с тобой, во что превратил тебя, я думал, что не имею права жить, во снах ты так говорил мне… Но я понимаю, это не ты, это то, что я думаю… что хочу сделать. И резался я, чтобы… ну, чтобы не убивать себя… и с Богданом… я думаю, я всё это заслужил. И такого обращения, и… таких наказаний. Ведь я их заслуживаю. За то, что забрал у тебя жизнь. Поэтому я х-хочу, чтобы ты жил сейчас. — Глеб открыл глаза. Лицо у Славы было мокрое, оно всё сжалось, тряслось, глаза воспалились. — Потому что ты имеешь на это право. Потому что т-так будет правильно. Ты же понимаешь?

Это всё объясняло, но Глеб не мог до этого додуматься. Он принял свою смерть, он понял, что навсегда выпадет из круга жизни, и почему-то оказался к этому готов, возможно, потому что он не ощущал настоящих чувств, он ощущал лишь те, о которых вспоминал его мозг, – да, было немного жаль, было немного злостно, было немного паршиво, но лишь на уровне того, что, скорее всего, он должен был ощущать в такой вот ситуации, но не по-настоящему. Однако он совсем не взял в расчёт то, что живые останутся в круге жизни и на них бременем будет висеть его смерть – его уход из жизни. Они не будут к этому равнодушны: они будут скучать, продолжат любить, желать вернуть, а в случае со Славой – бесконечно винить себя и просить прощения. Глеб думал, раз он договорился со Славой, то всё так и будет, почему не должно быть? Но Слава – не машина, которую легко запрограммировать на необходимые действия, Слава, в отличие от него, живой по-настоящему, у него есть чувства, страхи, сомнения, настоящее бремя, которое, как думал Глеб, он снял, выставив всё так, будто покончил жизнь самоубийством. Он совсем не подумал о том, что будет со Славой… Он и представить себе такого не мог. Он надеялся, что своим притворным суицидом разрешит все проблемы, но решил он только одну – Славу не посадили.

Но было бы ли это лучшим решением? Теперь Глеб сомневался. Не потому, что не хотел защитить Славу, а потому, что это могло быть способом искупления вины, который он отнял.

— Глеб, — Слава прижался к нему, — скажи, что понимаешь…

Теперь Глеб понимал.

Он обнял Славу как тогда, когда всё это случилось и Слава безостановочно ревел, а труп Глеба коченел.

— Но и ты ведь понимаешь, — Глеб говорил негромко, — я не могу забрать чужое тело. Чужую жизнь, и жить так, будто ничего не было.

— Тогда, — Слава вжался как можно сильнее, — возьми моё тело. Я не знаю, получится ли, но… наверное, наверное, это возможно. Тогда ты согласишься?