Возвратный тоталитаризм. Том 1

Массовые представления о роли государства и соответствующие ожидания сводятся к тому, что «власти должны заботься о населении», обеспечивая его основные потребности: работу, жилья, прожиточный минимум, социальное обеспечение, образование, а население обязано поддерживать власть, работать, защищать «интересы государства», «сознательно» принимая все, что государство от него требует, будь то «исполнение своего патриотического долга» или гражданских повинностей. Сами по себе эти нормы уже апеллировали к до-современному коду и порядку отношений, лишенному эквивалентности, участия, взаимной ответственности и другим правилам и ценностям современного общества. Реально же эти взаимные ожидания властей и населения никогда не оправдывались, и даже система жесткого принуждения и террора в 1930–1950-е годы давала здесь очень ограниченный эффект. Принудительная бедность (или «скромность») существования, умеренность запросов населения оборачивается лукавостью крепостного сознания, демонстрирующего лояльность власти, приверженность ее лозунгам, но предпочитающего ценности частной семейной жизни, ограничивающегося горизонтом этих событий и отношений. Людей, прошедших жесткую школу существования в условиях репрессивного и лживого государства, никак нельзя заподозрить в наивности или простодушии. Они ясно понимают, как должен был бы строиться порядок в правовом и справедливо устроенном государстве, с одной стороны, и на чем он реально выстроен, с другой (табл. 8.2).

Опыт приспособления к постоянному насилию и ежедневной государственной лжи сводится к тому, что навыки владения приемами «демонстрации доверия», «игры в доверие» и «игры в искренность», «доброжелательность» становятся обычным церемониальным кодом социальности в отношениях с властью или теми, кто располагает ресурсами физического или психического принуждения, то есть используются как способы защиты от органов управления, любых стоящих выше индивида по социальной лестнице.

И такое понимание чрезвычайно устойчиво (табл. 7.2.2), меняется интенсивность высказываний (в 2001 году сумма всех ответов более чем на треть была больше, чем в 2010–2013 годах), структура мнений практически не меняется (колебания не превышают 0,7–1,5 %).

Таблица 7.2.2

На чем прежде всего держится сейчас власть в России?

Это означает, что прагматическое отношение к политике несовместимо с символическим, традиционалистским планом восприятия власти и доверия к ней. Патернализм власти блокирует заинтересованность в формировании правового государства, политику вестернизации, проведение экономических и социальных реформ, без которых невозможно быстрое развитие экономики и повышение уровня жизни населения. Однако критическое отношение в массовом сознании не исчезает, а переводится в другой модальный план, не связанный с возможностями практического действия, что, в свою очередь, подавляет мотивацию собственной активности действующего. Любые прагматические оценки эффективности функционирования социальных и политических институтов, включая и массовые практические оценки деятельности В. Путина или Д. Медведева, говорят о трезвом понимании населением сути их правления и о низкой удовлетворенности результатами их политической деятельности: за эти годы у страны не было каких-либо существенных достижений. Впрочем, за двумя исключениями: а) относительно большая часть опрошенных (35–40 %) отметила, что за годы путинского правления несколько повысился уровень жизни населения (благодаря высоким ценам на нефть); б) Путин восстановил авторитет России на международной арене и это, как полагает абсолютное большинство россиян, его бесспорная заслуга.

Церковь. Если взять данные докризисных (2007 года) опросов как отражающие более стабильный характер распределения, то мы увидим, что наибольшую степень доверия по отношению к церкви высказывают жители небольших по размеру населенных пунктов, а также сел (около 50 %), в то время как среди жителей Москвы и Санкт-Петербурга лишь 31 % считает, что «церковь вполне заслуживает доверия». Уровень доверия к РПЦ значительно выше среди менее образованной части населения: максимум заявленного доверия приходится на группы со средним и ниже среднего образованием (около 44–45 %), тогда как в группах с высшим образованием он составляет 32 %. Чем моложе респонденты, тем чаще они доверяют церкви, минимум приходится на поколение «перестройки» (40–50-летних – 38 %). Высокообразованные и пожилые люди, опять-таки москвичи, в целом относятся к церкви скорее настороженно, здесь максимум негативных ответов; напротив, максимум позитивного отношения к церкви – в селе и малых городах (табл. 8.2).

Таблица 8.2

В какой мере, на ваш взгляд, заслуживает доверия Русская православная церковь?

2007 год.