Возвратный тоталитаризм. Том 1

Особенности сюжетики и конструкций истории отражают характер общества, его институциональную природу и морфологическую структуру. В нашем случае ценностное поле задано резким расхождением значений «великой державы» и убожества жизни ее подданных. Иначе говоря, поляризацией значений, составляющих семантику и легитимацию власти (империи, патерналистской поддержки власти со стороны населения) и плана частной жизни граждан. Главная сложность интерпретации массовых представлений о прошлом состоит в выявлении функциональных значений этих разных пластов представлений и особенностей механизмов, соединяющих мифологический (героический, вневременной, символический) план мировых процессов, распределения авторитета, престижа, веса различных стран мира с плоскостью повседневных проблем частной жизни обычных людей. Иерархия ценностей, определяющих чувство гордости у россиян, задана значениями достигнутого в 1950–1960-х годах статуса супердержавы, рассматривавшегося как венец процессов модернизации (построение мощной империи, одержавшей целый ряд триумфальных побед, обладающей развитой в прошлом государственной культурой, наукой, которые обеспечивают ее ореолом самой передовой и развитой страны) (табл. 77.2). Параметры согласия относительно этих символов весьма значительны. Значимость победы в Великой Отечественной войне (центрального ядра значений) подтверждается для абсолютного большинства в 86–89 %, но «Победу» дополняют и расшифровывают другие знаковые шаблоны мнений, образующих устойчивый и значимый консенсус в 33–37 % (космос, литература, быстрая индустриализация страны после революции, особые человеческие качества подданных). Религиозные, коммунистические и интеллигентские ценности не так значимы, поскольку они явно окрашены групповыми пристрастиями и предпочтениями.

Первое, что поражает в этих данных, это устойчивость распределения значений: между первым и последним замером прошло 20 лет, то есть время целого поколения, опрашивались каждый раз разные люди, и тем не менее ранг всех позиций остался без изменения[363]. Другими словами, репродуктивные механизмы действуют независимо от пертурбаций двух последних десятилетий.

Важно подчеркнуть, что «гордость» и «стыд» – это не две отдельные плоскости оценки реальности, а две стороны одной и той же конструкции символической системы массовой идентичности, сочетания разных наборов ценностей, стандартов восприятия себя и общества, истории страны и «своей» повседневности. То, что определяет «гордость», заставляет и «стыдиться», только гордость относится к символам коллективного существования, а стыд – к значениям частного существования членов тех же коллективов, людей, служащих сырьевым ресурсом для специфической структуры власти в этих сообществах. Иначе говоря, гордость и стыд – это единый комплекс представлений и самоидентичности посттоталитарного социума, одно не может быть выражено без другого. Нюансы акцентировки у тех или иных категорий опрошенных лишь подкрепляют эту мысль.

Таблица 89.2

Что из перечисленного в истории нашей страны вызывает у вас чувство гордости?

Ранжировано по 1989 году.

Таблица 90.2

А чего вы стыдитесь, что вызывает у вас чувство стыда и огорчения, когда вы обращаетесь к российской истории XX века?

Ранжировано по 1989 году.