Возвышение Китая наперекор логике стратегии

Сменяющие друг друга индонезийские правительства были не всегда особо стабильными, представительными или эффективными, но они всегда заявляли права на первенство в регионе просто из-за большого населения страны и ее большой географической протяженности, которая совершенно непропорциональна площади ее сухопутной территории, хотя и последняя – не маленькая. По своему населению, численность которого превысила 237 миллионов человек в 2011 году, Индонезия основательно превосходит вторую по этому показателю страну АСЕАН – Филиппины (94 миллиона) – и третий в списке Вьетнам (87 миллионов). По своей сухопутной территории в 1,9 миллиона квадратных километров Индонезия сильно опережает Вьетнам (331 000 км²), и только Федерация Малайзия имеет сравнимые размеры. Если учесть еще и архипелаг с примерно 6 000 обитаемыми островами, простирающийся на 500 километров с запада на восток и на 1700 – с севера на юг, то вместе с территориальными водами признанная всеми площадь территории Индонезии составит примерно 5 миллионов квадратных километров. А ведь сюда надо добавить еще и исключительную экономическую зону в 5 миллионов квадратных километров.

Учитывая такую огромную территорию, все индонезийские правительства до 1993 года исходили из той предпосылки, что сами расстояния оградят страну от морских притязаний Китая, с которыми к тому времени уже столкнулись Бруней, Филиппины, Малайзия и Вьетнам, наряду с Японией, и, конечно, Тайванем – соперником по правооснованиям. Но все-таки, еще в 1991 году министр иностранных дел Индонезии Али Алатас предостерег от опасности конфликта между другими странами по островам Спратли, явно имея в виду посредничество под эгидой Индонезии¹²⁴.

Это было естественно, поскольку в 1949 году, сразу же после прихода к власти коммунистов, Китай стал считаться главной угрозой, с точки зрения доминирующей фракции в индонезийских вооруженных силах, хотя между Китаем и Индонезий не было территориальных споров. Причем это была отнюдь не номинальная угроза, сконструированная для целей военного планирования. Несмотря на ограниченные стратегические возможности тогдашнего Китая (они и сегодня все еще ограничены) в Индонезии всегда сознавали китайскую угрозу, причем иногда даже личного характера, и подчас нависавшую над всей страной. Китай был не близко, но недалеко от границ Индонезии шли организованные коммунистами партизанские войны, и они активно поддерживались Китаем в Малайзии и позднее в самой Индонезии. Прежде всего, существовала угроза внутреннего восстания Коммунистической партии Индонезии (Partai Komunis Indonesia, ΡΚΙ), третьей по численности компартии в мире (до той поры, когда попытка организованного КПИ переворота провалилась в 1965 году и привела к контрперевороту армии и кровавой расправе над коммунистами).

Китайское правительство обвинили в пособничестве КПИ, просто потому, что обе партии поддерживали тесные связи, поскольку КПК поддерживала КПИ (что было видно из публикаций КПК), и потому, что китайскому населению Индонезии приписывалась активная роль в рядах КПИ.

Эта роль была сильно преувеличена из-за расовых и религиозных предрассудков, так как на самом деле только небольшая часть китайцев в Индонезии симпатизировала коммунистическому Китаю, и еще меньше китайцев имели какие-либо связи с китайскими властями; роль этнических китайцев не была доминирующей в КПИ за приделами больших городов, а в самом сильном оплоте КПИ, на Бали, китайцев почти совсем не было.

Тем не менее, официальное законодательство и государственная политика после 1965 года исходили именно из этих двух преувеличений: публичные китайские религиозные ритуалы были запрещены, школы на китайском языке были закрыты, китайские иероглифы в общественных местах не допускались и китайцев заставляли принимать звучащие по-индонезийски имена (то есть, в основном мусульманские)¹²⁵. Большинство из этих законодательных актов (хотя и не все) было отменено, но в то же время подъем исламских политических партий в Индонезии и растущая религиозность общественной жизни усилили социальное давление против китайцев, не являющихся в большинстве своем мусульманами, многие из которых как раз уже не имеют почти ничего китайского, кроме религии. Исламисты поощряют постоянную латентную враждебность, которая время от времени прорывается наружу в виде насильственных столкновений с человеческими жертвами¹²⁶.

В теории все это имеет отношение к прошлому, а не к современным индонезийско-китайским государственным отношениям. Но на практике именно этот фон отвечает за взаимное восприятие китайцами и индонезийцами друг друга: китайские официальные лица описывают индонезийцев как самодовольных людей, периодически проявляющих насилие по отношению к своим китайским соотечественникам, принадлежность к которым трактуется весьма широко (хотя только некоторые из них могут получить китайское гражданство).

Что касается индонезийских официальных лиц, то они по-прежнему подозрительно оценивают намерения Китая и не только долгосрочные.